Александр Кравцов. Жизнь театрального патриарха
Шрифт:
– Покажи, если не забыл, как шагают гренадеры.
Мальчик показал.
– Красиво, – похвалил генерал. – Спасибо. Молодец. За это от меня – премия. Она же – оперативное задание. Отправляйся на концерт.
Саша решительно перебил:
– Нельзя. У меня законная смена.
– Ну тогда зови кого-нибудь из начальства.
– Зачем?
– Р-разговорчики в строю слышу!..
Мальчик привёл к нему старшую сестру хирургического отделения.
Генерал лежал с закрытыми глазами. Землистый цвет его лица наводил на тяжёлые мысли.
Сестра склонилась над ним, приблизила
– Спит. Я зайду позднее…
– Не спит, – прошептал генерал. – И просит на два часа подменить Александра. Я дал ему задание: смотреть концерт и подробно доложить.
Сестра осторожно поправила ему подушку, покорно кивнула и вышла.
– Вы бы и вправду поспали, – предложил Саша. – Я вас заговорил.
– Пока говорим, болячки отступают. Жаль, быстро устаю.
Подменить Сашу пришла няня, и он отправился на концерт…
Концерт, впервые увиденный живьём, его впечатлил. Он понял, что не только расскажет, но даже кое-что попробует воспроизвести. Один – за всех артистов.
Саша спел генералу песню «Звёздочка». Генерал одобрил и песню, и голос мальчишки.
Саша стал рассказывать о том, как певица, что исполняла «Звёздочку», и её товарищ запели известную песню и весь зал им подпевал: «Кто сказал, что надо бросить песни на войне?» И Саша тоже спел её.
Генерал долго молчал.
– Знаешь, а вдруг ты – артист? – проговорил раненый.
– Служу Советскому Союзу, – откликнулся мальчик.
– Вот так и служи… У тебя выходит…
Поздно вечером Саша передал дежурство пожилой медсестре…
Наутро он застал пустую палату. Тело генерал-майора Губаревича отнесли в морг.
Весь город хоронил генерала.
В зале дома культуры Сальска посередине стоял гроб с генералом. Саша стоял у гроба одним из первых и плакал. К нему подошёл местный паренёк и спросил:
– Это твой отец?
– Нет.
– А кто?
– Никто, я из госпиталя, был с ним санитаром.
Так за два года он стал взрослым, хотя ему было двенадцать.
Боевого генерала похоронили в Ростове-на-Дону…
Советская армия двигалась на запад, а с нею – и госпиталь…
27 января 1944 года в Керчи (где находился к тому времени госпиталь) он узнал о снятии блокады с Ленинграда, и из его глаз брызнули слёзы…
Прошли ещё две весны. Настал погожий май 1945 года. 9 мая был тёплый, солнечный, радостный день, звуки патефонного танго и фокстротов разносились по улицам Ленинграда. Саша надел синюю курточку из американской помощи советским детям, на груди её сверкала медаль «За боевые заслуги». Он подошёл к матери:
– Всё, мамуля, вставай. Победа! Слышишь?
Мать молчала.
– Ма, что с тобой? Сегодня же – День Победы!
Мать встала, набросила старенький халатик, затем сняла со стены большую фотографию в коричневой деревянной раме. На фотографии, утопая в лучах последнего предвоенного лета, были сняты в рост всей семьёй. Фотографию мать поставила на обеденный стол.
Она медленно опустилась на стул, долго вглядывалась в остановившееся мгновение недавнего счастья.
Затем уронила голову на
Впервые за всю войну…
Становление
После войны Татьяна с сыном вернулись в Ленинград.
«После снятия блокады я вернулся в нашу довоенную квартиру. Потом приехала мама. Во время блокады у нас умерли все наши ленинградские родственники, не вернулся с фронта и отец. Мы занимали две комнаты в коммунальной квартире на Форштадтской улице: огромная кухня, просторные коммунальные помещения, тогда ещё никто и понятия не имел, что такое совмещённый санузел. Кроме нас, там жили ещё двое соседей. Одна из них – артистка Ленинградской филармонии Левицкая: она была нашей питерской Риной Зелёной – говорила на эстраде детскими голосами. У неё был муж, инженер, прекрасный, добрый человек, который называл меня, ещё маленького дошкольника, «мамин хвостик». Жили дружно. Но в 1938 году его однажды вызвали куда-то, и он больше не вернулся». (Интервью газете «Квартирный ряд», 3 февраля 2005 г.)
Летом 1945 и 1946 годов Сашу и многих других детей отправляли на отдых (обычно на два месяца) в пионерлагерь (в то время он назывался – комсомольско-детская здравница) на побережье Чёрного моря в посёлок Голубая Дача. Расположен посёлок прямо у моря на левом берегу горной речки Неожиданной, в 15 км к северо-западу от районного центра Лазаревская. В 1905 г. на карте Военно-Топографического управления был отмечен хутор Голубева. Первое упоминание о посёлке Голубая Дача относится к 1920-м годам.
Александр Кравцов в 2000-е годы написал повесть «Голубева дача», где это название варьируется и как Голубиная Дача. Из вышеуказанного понятно – почему.
В пионерском лагере за эти два года побывали необычные дети: многие с орденами и медалями Великой Отечественной – партизаны, разведчики; дети погибших фронтовиков. Странными были эти сыны полков, госпиталей и партизанских подразделений. Дети с солдатскими повадками. Их чистые души морщились от чужой грязной брани, но в компании сверстников они сами разряжались весёлым матючком, пересыпая родную речь немецкими, итальянскими, румынскими словечками того же разбора. Это было чем-то вроде пароля из киплинговского закона джунглей: «Ты и я – одной крови!» И, в какой-то степени, – соревнованием за положение Василия Тёркина в солёной солдатской компании.
В повести «Голубева Дача», где главный лирический герой – Андрей Ларионов – образ собирательный, Александр Кравцов описывает как раз этот период своей жизни. Ларионов, конечно, не Кравцов, Саша не играл ни на одном инструменте и не был вором, но в повести много автобиографического, того, что Булат Окуджава называл «из собственной судьбы я выдёргивал по нитке». В ней отражены удивительно точно жизнь, быт и психология детей войны…
Мирные будни брали своё. Саше надо было заканчивать среднюю школу. После четырёх военных лет он снова пошёл учиться. Литературу у них преподавала Мария Григорьевна Блок, племянница знаменитого поэта Александра Блока. Преподавала талантливо, весь класс был влюблён в неё и, конечно, увлёкся литературой.