Александр Кравцов. Жизнь театрального патриарха
Шрифт:
– Разве посох может ударить владельца своего?
И после паузы, воздев глаза и свободную руку, негромко, с горьким упрёком, вопросил:
– Разве паства может подняться на пастыря своего?..
И все до единого начали повторять, словно речёвку на политической манифестации: «Прости, владыко! Прости, Христа ради!»
Саша чуждался стадности, не любил толпу и среди неё чувствовал себя чужаком.
Он вышел из храма.
Законы
Ему стало не по себе. Саша облокотился на кирпичную тумбу соборной ограды. Задумался. Вдруг почувствовал рядом с собой кого-то. Поднял голову. На него смотрели проникновенные глаза Пимена.
– Тебе худо, сын мой?
– Нет, уже ничего… Благословите, владыко!
Получив благословение, Саша снова опустил голову.
– Простите меня, но я ничем не болен, а у вас много забот, я знаю, мне говорили, и вообще – я был там… Как говорится, душе стало душно. Пройдёт. Вы уж простите, что я вас так…
Пимен глядел в его глаза участливо и строго.
– Ты был в храме, и после этого заболела душа? Тогда мне нельзя тебя оставить.
– Я здесь недавно и скоро уеду.
– Вот видишь: и я – недавно, и тоже уеду. Молитва облегчает мучения верующего, а с тобой вышло по-другому. Я понимаю: даже в храме может что-то расстроить, но почему так мучительно?
Он доверил Пимену свои злоключения с ненавистным Валеевым, о поведении опального епископа.
– Никогда не думал, что мародёры проникли и в храмы Божии! Ведь я помню, как в годы войны открывали церкви, как служили священники в Ленинграде, Ростове, Таганроге, Керчи; как люди верили им и выживали в нечеловеческих условиях… Да и как не верить, когда все ленинградцы знали, что наш митрополит, а теперь – патриарх, всю блокаду день в день провёл со своей паствой? В окно его кабинета залетали осколки снарядов, врезались в стены, его чудом не ранило, даже не зацепило!.. И почему же даже в церковь заползают разные гады, и нет им настоящей кары?..
– Сколько лет тебе было в мае сорок пятого?
– Почти пятнадцать.
– Мне было пятнадцать, когда принял монашеский постриг. В двадцать пятом году…
– Разве тогда это было возможно?
– Даже во времена Нерона христиане создавали свои обители… Как тебя зовут, сын мой?
– Саша… Александр!
– Меня в детстве звали Сергеем, в отрочестве нарекли Пименом…
– Да я знаю, знаю…
– В пятнадцать лет я надеялся, что монашеским трудом, молитвой и послушанием отведу от себя всяческие мирские скверны, и уж точно – любое насилие… Но началась война. И я не мог остаться в стороне, как не мог твой отец… Заблудший пастырь, что так расстроил тебя нынче, оказался в другой стране, среди людей иной морали. Кто знает, как бы он повёл себя дома? А там… Что нам представляется греховным, там иной раз выдают за шалость… Но карать – право Создателя, и никого больше. Святейший патриарх, хоть сам и настрадался в блокаду вместе с паствой, наложил епитимию на оступившегося, но не закрыл ему путь к очищению от всякая скверны.
Пимен пошёл навстречу автобусу…
Это была первая встреча с будущим патриархом.
Она сильно на него повлияла. За всю свою жизнь его не однажды предавали, но Александр Кравцов никогда не мстил. Бывали даже невероятные случаи, когда предавший попадал в беду, в отчаянии обращался к нему же за помощью и – «милость к падшим» получал. Александр Михайлович давал руку помощи, но – отношения потом не восстанавливал…
В ГУЛАГе
Закончилась Великая Отечественная война. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 мая 1945 года 9 Мая был объявлен ПРАЗДНИКОМ ПОБЕДЫ, нерабочим днём. Разрушенную страну стали восстанавливать вернувшиеся фронтовики. Они пришли свободные, независимые. Победители фашизма, самой сильной армии мира, они высказывались также свободно и независимо по любым сторонам жизни страны. Результат – многие стали пополнять ГУЛАГ.
Появилась теория, гласившая: «в карете прошлого далеко не уедешь». Нечего вспоминать былые заслуги. 23 декабря 1947 года выходной был отменён. День Победы праздновать перестали. Ордена и медали фронтовики больше не носили. Детвора играла ими в вышибалочку, как битами.
Сталин возобновил репрессии в других областях. Дошло дело и до Ленинградского университета. Под сталинский молох попали студенты. Изобрели уголовное дело ленинградских студентов, будто недовольных советской властью, в которое включили Сашу Кравцова. Обвинили его в недоносительстве по статье 58–12 Уголовного кодекса РСФСР:
«Недонесение о достоверном, готовящемся или совершённом контрреволюционном преступлении – лишение свободы на срок не ниже шести месяцев».
Но за строптивость на следствии, за отрицание вины своей и сокурсников в антисоветской агитации её переквалифицировали на статью 58–10:
«Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст.58–2–58–9), а равно распространение или изготовление, или хранение литературы того же содержания влекут за собой – лишение свободы на срок не ниже шести месяцев.
Те же действия при массовых волнениях или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении: наказание аналогично статье 58–2.»
Конец ознакомительного фрагмента.