Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры
Шрифт:
— Я молю богов, чтобы мои ожидания меня не обманули, — улыбнулся «светлозубый» и закончил аудиенцию.
Глава 6
Сын бога. Египет.
Зима 332 — весна 331 г. до н. э.
Египет, куда Александра так тянул его «потос», не разочаровал его, хотя действительно, как случается чаще всего, оказался совсем другим, чем представлялся.
Чудо-страна, грандиозная и непонятная, Египет — это Нил, лучше, чем Геродот никто не выразил сути этого феномена. Священный Нил, река-божество, пересекая всю страну, давал ей жизнь. Его синюю ленту окаймляла узкая зеленая полоса плодородной земли, за которой, до горизонта, простирались пески и красные горы. Огромные
В военном отношении египетский поход оказался легкой прогулкой. После взятия Газы, осада которой заняла два месяца, Александр вошел в Пелузий, где правитель Египта Масак приветствовал его как освободителя от ненавистных персов. Александр прошел в триумфальном шествии полстраны, повсюду встречая восторженный прием своих новых подданных. В столице Мемфисе он был коронован двойной короной Верхнего и Нижнего Египта и стал новым, юным и прекрасным фараоном египтян, богом, сыном бога. «Любимец Амона, избранник Ра, Александр», — таково было теперь его новое имя — анх, уджа, сенет, — да будет он жив, здоров и благополучен.
— Я чувствую себя дома. Как будто из дальних странствий, длившихся несколько жизней, я вернулся домой. Мне здесь все кажется знакомым и все в радость: сине-серебряная гладь Нила, силуэты храмов, миражи пустыни, красное солнце за зубчатым горизонтом пальм… Сюда я вернусь после смерти, когда меня воскресят и сделают бессмертным. Это мой блаженный остров, — говорил Александр.
Пребывание в Египте осталось в их памяти как полет, как сплошной непрекращающийся экстаз. Всю свою последующую жизнь они ссылались на него, делая мерилом прекрасного: «О! Это как Египет».
Александр молился египетским и греческим богам и устраивал в их честь игры, театральные представления, пиры. А остатки теплых зимних ночей проводил с Таис: они разговаривали до утренней звезды на крыше дворца под черным южным небом и не могли наговориться, любили друг друга в домике на берегу Нила, под нежный шелест тростника, и не могли налюбиться. Да, эта страна существовала так долго лишь для того, чтобы дождаться их и стать кулисой их любви.
…Как не разрушились древние стены Мемфиса — свидетели их счастливых дней, как не пересох Нил в тот момент, когда Таис вернулась к его берегам одна?! И не она даже, а ее тень, иссушенная безмерным горем и сжигающей памятью о любимом…
Из Мемфиса Александр со свитой поплыл к дельте Нила. Путешествие продолжалось несколько дней. Подошли Великие Дионисии, и бога восхваляли много и усердно. В течение дня пели дифирамбы Дионису Лиэю — освободителю от забот, дарителю радости жизни, приносили жертвы и совершали возлияния. А вечером, во время остановок, устраивали оргии, шумные, как и ожидал от своих почитателей Дионис Бромий («шумный, бурный»), и развязные, — не зря прозывался Дионис Лисием — распущенным.
Таис и Геро, закутанные в длинные одежды-бассаны, были весьма скромными вакханками. На излишние домогательства вакхантов они отвечали, что посвящены в орфизм, и это накладывает на них определенные запреты. То ли отговорка действовала, то ли неусыпное око Александра, но их оставили в покое. Веселый и пьяный, Александр все же не терял бдительности окончательно. Детские воспоминания о матери — экстатичной поклонницы культа Диониса, заставляли его контролировать себя, ибо он чувствовал, насколько он сын своей матери. Отсюда его просьбы к Таис «Не позволяй мне много… Я не знаю границ».
Таис и Геро были действительно посвященными орфичками. Геро еще в Афинах, в пору экспериментов и поисков себя, подбила Таис на это модное в те времена дело. Поклонники мифического певца Орфея учили, что люди носят в себе наряду с грубым естеством титанов, от которых они произошли, частицу божественного Диониса. Это казалось Таис вполне правдоподобным. Люди действительно грубы и способны на ужасные вещи. Даже по себе она чувствовала, как трудно жить всегда праведно и достойно, даже если очень стремишься к этому, как часто приходится подавлять в себе чувства, рожденные дикой, низменной стороной натуры.
Она знала, что род Александра происходит от Диониса, и много Дионисова заложено в нем, например эрос, любовь, способная объединять разрозненное и держать противоречивый и противоборствующий мир в единстве. Дух Диониса проявлялся в нем в океане желаний, стремлении к изменениям, к нарушению границ общепринятого, тяге узнать пределы своих возможностей, в безмерности его души. Являясь разрушителем и созидателем в одном лице, Александр нуждался не только в помощи Диониса, но и Аполлона — хранителя мирового порядка и нормы. Самому Александру казалось, что в нем мало качеств солнечного бога. Поэтому ему так нужна была помощь рассудительного и невозмутимого Гефестиона. Люди склонны особенно ценить в других те черты, которых не хватает им самим. Так и Александр ценил разумную сдержанность и покой Гефестиона и брал их себе на вооружение.
Странно, для Таис именно Александр выступал в роли успокоителя. Каждый видит себя так по-разному!
Что касается Таис, с ранней юности она ощущала божественную благодать и восторг бытия только от общения с природой, обителью божественного. Потом, когда в ее жизнь ворвался Александр, она стала испытывать подобные чувства, любя его: как будто божий дух через него входил в нее и наполнял светом! Поэтому и свидания с ним Таис понимала не иначе как сакральное действо, перед которыми надо телесно и душевно очиститься, настроить душу на нежность и доверие. Иногда, любя его, она могла вдруг исчезнуть из этого мира и очутиться в каком-то другом, где на нее — избранницу — снисходило неземное благо! Это было нечто совсем другое, чем простое чувственное удовлетворение, знакомое многим: Подобные состояния, невыразимые словами, могли возникнуть и вдали от его объятий, от одной лишь мысли о нем…
Как жаль, что самые прекрасные вещи так плохо поддаются описанию для непосвященных. И так хочется надеяться, что существуют на свете посвященные, которым никакие долгие описания не нужны вовсе.
Геро распевала песни сомнительного содержания и хохотала в кругу поклонников. Таис слушала, краем глаза, как всегда, следя за Александром. Вдруг кто-то обнял ее сзади так крепко, как это делал один Александр. Она в недоумении повернула голову — Гефестион. Таис с шутками попыталась высвободиться, но изрядно захмелевший Гефестион не думал выпускать ее. Таис глянула на Александра, выразительно нахмурив бровь, мол, прекрати это безобразие, но Александр лишь весело подмигнул ей. «Ну, ладно, — подумала Таис, — ладно-ладно…» Она повернулась лицом к Гефестиону, закрыла глаза, на миг ушла в себя, потом обвила его шею руками, усыпила рассудок, разбудила плоть, и всей кожей, кровью и костями прочувствовала его незнакомое, но сейчас такое близкое мужское тело. (Значит, так чувствует его и Александр.) Оно возбудило и взволновало Таис. Власть Диониса освободила ее от запретов и зажгла в ней свой жаркий огонь. В этот момент она открыла потемневшие глаза, и они пылали той же страстью, что и глаза Гефестиона.