Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры
Шрифт:
На берегу Меотийского озера Александр выбрал место для закладки города. Окруженный толпой архитекторов и инженеров, он обходил территорию будущего города, намечал места для агоры, храмов греческих и египетских богов, улиц, парков, портов. Когда кончился мел для разметки, Александр взял муку, на которую вскоре налетели птицы. Аристандр, верный толкователь всех знамений, вынес свое заключение: город будет процветать и кормить многие народы. Царь остался доволен таким пророчеством, даже если оно отдавало большой долей подхалимства. Для пущей убедительности он рассказал свой сон, в котором якобы видел Гомера, который и указал ему место для города с отличными гаванями,
А привязана она была в наказание за непослушание. Дело в том, что холод февральского моря не остановил ее, и она бросилась в его мутные белые воды вопреки запрету Александра. Ее еле вытащили из штормовых волн, тянувших ее назад, и рассерженный Александр привязал ее к себе на целый день. Сначала она недовольно дулась, но потом увидела прекрасные возможности в своем странном положении и возрадовалась жизни. Она хлопала в ладоши, слушая, каким хочет видеть город Александр и подавала свои предложения.
— Огромные пирамиды впечатляют, спору нет, но и удивляют меня, — говорил Александр. — Зачем было вкладывать столько сил, чтобы создать себе надгробный памятник? Чтобы потомки удивлялись твоему былому могуществу и памяти, пережившей века? Но какой толк живущим от этих пирамид? Что дают они современным людям? Я же хочу увековечить не свою смерть, а свою жизнь — построить город для людей теперешних и будущих, где они будут иметь свою благоустроенную, сытую и, надеюсь, счастливую жизнь. В египетскую экзотику и древность мне хочется внести кусочек настоящей Эллады. Пусть это будет белый, просторный город с тремя гаванями, величественными храмами, широкими мощеными дорогами и домами с канализацией и водопроводом. Пусть эллины наравне с египтянами будут плакать и смеяться над трагедиями и комедиями в театрах, слушать музыку в одеонах, заниматься спортом в гимнасиях, плавать в бассейнах после тренировок, купаться в банях и вести философские споры, гуляя по платановым аллеям среди скульптур и цветников. А назовем мы город Александрией. Потому что идея моя, заслуга моя, деньги мои. И этот город будетпроцветать, как должно процветать все, названное моим именем. Пирамида-то Хеопса, а город — Александра, — закончил шуткой Александр.
Обсудив с адмиралом Гегелохом, ждавшим его на побережье, вопросы, касающиеся дел в Малой Азии и на островах, Александр решил отправиться в оазис Шива, где находился знаменитый на весь античный мир храм Амона-Ра-Зевса, сыном которого, как египетский фараон, считался Александр. Храм славился своим оракулом, предсказывающим будущее. По преданию, этот храм посетили Геракл и Персей, оба — мифические предки Александра. Царь любил предпринимать в жизни неожиданные повороты и делать то, к чему его влекла страсть. Свое, удивившее многих, решение Александр объяснил охватившим его потосом, против которого нечего было возразить.
Несмотря на мольбы Таис, Александр не согласился взять ее в экспедицию через безводную пустыню: «Отдохни от скитаний». Обиженная Таис отправилась на целый день на строительную площадку — будущую Александрию Египетскую, которая буквально через несколько лет превратилась в жемчужину Средиземноморья, проводника греческой культуры и образа жизни, столицу эллинистического Египта, культурную и научную метрополию на многие столетия вперед. Подсказал ли Гомер эту счастливую идею Александру или он додумался до нее сам — не важно. Главное — идея была гениальной и прославила его имя наряду с другими славными делами на века и тысячелетия.
Таис крутилась среди архитекторов и строителей, и скоро их энтузиазм, атмосфера созидательного подъема, причастности к грандиозному делу захватили ее. На исходе дня Александр
Александр подал ей руку, и она вспомнила их разговор: «Иногда не знаешь, за что ухватиться, за что держаться в этой жизни… — Держись за мою руку!» И вот она держится за его руку, сильную, нежную, любимую.
Таис с Геро, Леонидом, частями гипаспистов, ариан и лучников, за исключением царской илы гетайров, с которой Александр ушел в пустыню, и части людей, оставленных на строительстве Александрии, вернулись по Нилу в Мемфис.
После почти двухлетней утомительной кочевой жизни Таис наслаждалась жизнью в настоящем доме со множеством комнат, обставленных красивой мебелью из черного дерева, украшенных роскошными драпировками, настенными росписями, массой изящных драгоценных безделушек. Как приятно иметь вместо походной кровати настоящую, огромную, где можно спать как вдоль, так и поперек, а при желании даже кувыркаться; не три сундука с самым необходимым, а огромную гардеробную комнату, где Таис развесила пять старых надоевших платьев, и в придачу двадцать новых; не три чашки и плошки, а изящную посуду из горного хрусталя, оникса и цветного стекла; не походную ванну — роскошь саму по себе по сравнению с тазами, которыми довольствовались остальные, а целый бассейн, инкрустированный драгоценными камнями.
С утра они с Геро и иногда с Леонидом разведывали окрестности: берега Нила, пестревшие сочными ярко-зелеными полями, огородами и тенистыми плантациями финиковых пальм, или углублялись в пески. Днем, когда становилось жарче, посещали храмы, любовались их росписями, статуями и барельефами. Все египетское, вплоть до картинок-иероглифов, умиляло Таис слова-глаза, слова-соколы, слова-змеи — письмо, как вид живописи, как искусство в искусстве. Рассматривая изображения людей, крепко стоящих на земле, ногами и головой — боком, а телом — лицом к зрителю, Таис удивлялась, как в такой странной, статичной позе мастерам удавалось передать движение — фигуры как будто стояли и шли одновременно.
Смерть стоит сегодня передо мной Как запах лотосов… Празднуй радостный день И не печалься, —переводил им сопровождающий ученый жрец.
…Как запах лотосов… Странно.
Таис рассматривала изображения сельской жизни с вереницами животных, погонщиков, замахивающихся хлыстами; изумительные многофигурные сцены пиров с нагими танцовщицами и музыкантшами. В Египте господствовало такое же естественное отношение к наготе, как и в Греции, чего совершенно не было в Персии, где тело прятали, не развивали, не любили, как будто оно — что-то неприличное и уродливое. Странно…
Одну из танцовщиц на фреске Геро нашла похожей на Таис. Действительно, одинаковые серые глаза, черные волосы, украшенные цветком лотоса, нежный профиль у живой и нарисованной делали их похожими, как двух сестер. Правда, одна из «сестер» жила много столетий назад, а другая приехала из очень далеких мест Откуда же это мистическое сходство? Странно…
Одна картина охоты особенно очаровала Таис. На ней был изображен юный фараон в ладье: он ловил птиц, беспорядочно разлетавшихся в разные стороны. Казалось, можно было услышать их крики и хлопанье крыльев. Кошка тоже участвовала в охоте: лапами и пастью она схватила сразу трех птиц: а в синей воде, в густых зарослях лотосов, плавали серебристые рыбы.