Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры
Шрифт:
Они никогда не возвращались к этому эпизоду, и Таис забыла о нем волевым усилием. Конечно, был соблазн подумать над тайным, ставшим явным, но она решила, что это неприлично, так же как читать чужие письма и подслушивать чужие разговоры.
Когда Александр через две минуты вернулся и сказал, что отправит в Афины вывезенные оттуда еще Ксерксом знаменитые статуи тираноубийц Гармодия и Аристогейтона, Таис с улыбкой ответила: «Конечно, замечательная мысль. Надеюсь, у моих соотечественников хватит благородства оценить ее».
Глава 9
Семейная жизнь. Персеполь.
Январь — май 330 г. до н. э.
Дождавшись свежих сил из
Восстановив единство империи, Дарий реформировал ее управление, ввел институты сатрапов — «хранителей царства», зафиксировал уплату ими денежных податей (232 тонны серебра в год), ввел единую монету — золотой дарик, укрепил армию и стал активно привлекать в нее греческих наемников. Реформы усилили державу, расширенную Дарием за счет завоевания северо-западной части Индии (518 г. до н. э.). Подавив восстание малоазийских греков (500–493 гг. до н. э.), Дарий пошел войной на Грецию, понимая, что персидское господство в Малой Азии не будет прочным, пока балканские греки сохраняют свою независимость.
Так начались неудачные для персов греко-персидские войны (490–449 гг. до н. э.), длившиеся 41 год. Персы изрядно разорили Элладу, но потерпели несколько крупных поражений: в битве при Марафоне (490 г. до н. э.), морской битве при Саламине (480 г. до н. э.), сухопутной — при Платеях (479 г. до н. э.), морском сражении у мыса Микале (479 г. до н. э.) и у берегов Кипра (449 г. до н. э.). Эти поражения вынудили персов отказаться от идеи захвата Греции. Постоянные восстания внутри огромной многонациональной державы и военное поражение в войне с греками заставили Артаксеркса I и его преемников радикально изменить методы внешней политики и дипломатии. Они стали натравливать одни государства на другие, прибегая при этом к подкупу.
Эта политика совершенно оправдала себя в Пелопонесской войне (431–404 гг. до н. э.) между Спартой и Афинами. Персия помогала то одной стороне, то другой, радуясь истощению обоих противников. По «Анталкидову» миру 386 года в результате многочисленных военных действий и хитрой внешней политики персы вернули себе господство над восточным побережьем Эгейского моря и восстановили контроль над греками Малой Азии. Пришедший к власти в 358 году до н. э. Артаксеркс III Ох прежде всего предусмотрительно истребил всех своих братьев, чтобы предотвратить дворцовые перевороты, однако избежать покушения ему не удалось. Разрушив восставший финикийский город Сидон и снова подчинив в 342 году Египет, он пал жертвой дворцовых интриг, приведших к власти в 336 году до н. э. уже знакомого нам Дария III Кодомана.
Аристотель много занимался вопросом, какая политическая и государственная система является наилучшей. Лично его более всего устраивала монархия. Просвещенная, как стали говорить позже. Но его мнение — не более чем мнение одного человека
Как это ни странно звучит, мир не падает с неба, — мир надо завоевать. История показала, что без борьбы и вражды не обходилось ни в разрозненных, хотя и независимых государствах, ни в многонациональных империях. Независимые государства недолго оставались таковыми, рано или поздно их съедал более сильный сосед. Мировая Персидская империя продержалась 200 лет, пока не пришел более сильный Александр и не присоединил ее к своей маленькой Македонии. Александр верил, что в его империи, объединенной под одной разумной властью, не унижающей ничьего достоинства и национальных чувств, люди способны прожить в мире хотя бы на протяжении двух или трех поколений, если дать им возможность к развитию и процветанию.
А как же свобода? — А что такое свобода, и есть ли она вообще? Свобода может обернуться худшим хаосом, чем несвобода. Разве не так? Редко кто понимает, что свобода — это ответственность, ограничение себя и других, в конечном итоге — несвобода. И если понимать это гордое слово именно так, то не всем захочется стать свободным.
Можно было бы оставить людей в покое, будучи уверенным, что и они оставят тебя в покое. Оставить в дикости, бескультурье, мракобесии и надеяться, что их не потянет навязать тебе, просвещенному и развитому, свои представления о мире и заодно попользоваться плодами твоего развития и прогресса. (Как это сделали варвары с Римской империей.) Так что же лучше — когда развитой народ завоевывает менее развитые, создает империю, чтобы привнести в нее достижения культуры и цивилизации, или когда дикие народы завоевывают более развитые, разрушая все эти достижения? Плохо и то и другое. А разве существует третье?
Убеждение, что рай — всеобщий мир, счастье и достаток — может располагаться на земле, не зря называется утопией. И не случайно во все времена все религии переносили рай в мир иной, потусторонний.
И все же хотелось попробовать. Разбить всех противников, навсегда положить конец их притязаниям вмешиваться в жизнь Эллады, потом примирить бывших врагов, объединить, дать равные права и возможности — и строить новый лучший мир. Александр искренне верил в это.
Он не раз обсуждал со скептиком Гефестионом свои идеи, они обожали говорить на абстрактные темы, а что может быть абстрактней, чем судьба человечества.
— Идеального нет вообще. Что хорошо одному или многим, плохо другому или другим. Всем угодить невозможно.
— Но возможно хотя бы немного улучшить ситуацию всех, сделать мир справедливей, — возражал Александр.
— Неравенство уничтожить невозможно. И паритет всегда только кратковремен. А быть всегда чем-то недовольным — в природе человека. Равенство, всеобщий достаток имели место только в сказке о золотом веке нашего великого сказочника Господа.
— Нет ничего плохого в желании претворить сказку в жизнь.