Александр Македонский. Наследник власти
Шрифт:
Македоняне очень любили шумные пирушки и попойки в отличие от греков, которые предпочитали более утонченные радости.
Пиры Александра в Вавилоне начинались по-гречески, с бесед, а кончались по-македонски: рекой лилось неразбавленное вино, и все завершалось самым безудержным пьянством.
Как-то во время застолья Селевк сказал Птолемею:
– Тебе не кажется, что Александр словно бросает вызов судьбе? Но раньше он рисковал жизнью и не щадил себя в кровавых битвах. Сейчас же он так пьет, будто стремится к неминуемой гибели.
– Думаю,
Селевк окинул взглядом гостей за длинным пиршественным столом. Каждый возлежал на подобающем ему месте, это соответствовало положению гостя на общественной лестнице, в ожидании начала застолья.
Между тем Птолемей, внимательно глядя на друга, произнес:
– Селевк, мы знаем с тобой друг друга много лет. Я давно хотел спросить тебя. Создается впечатление, что ты счастлив в своем неравном браке?
– Почему неравном? – Селевк покачал головой. – Апама красивейшая из женщин. У нее острый ум и сильный характер. Она единственная женщина, которую я когда-либо любил. Я все время думаю и скучаю по ней. Понимаешь, Птолемей, когда встречаешь единственную, тебе предназначенную Афродитой женщину, то сам становишься сильнее. Да, она персиянка, но я, как и Александр, уважаю персов. Из персидских юношей вырастут великолепные воины, не хуже македонских.
Птолемей не стал возражать другу, хотя и не разделял его отношения к варварам.
Вскоре за пиршественным столом начались обильные возлияния. Александр, осушая одну чашу за другой, не переставал думать о новых походах.
– Наши воины должны быть выносливыми и стойкими. Ежедневно, ежечасно учите их воинскому мастерству. Не забывайте им говорить: поразить врага лучше, чем самому быть пораженным.
Кассандр, окинув присутствующих высокомерным и немного осоловевшим взглядом, спросил:
– Великий царь, позволено ли мне будет сказать?
– Говори, – разрешил Александр.
Бросив презрительный взгляд на знатных персов, Кассандр произнес:
– Необходимо, чтобы у новых воинов были такие же увесистые кулаки, как у македонцев, одержавших блестящие победы.
– В которых ты не участвовал, – добавил Александр.
Пирующие дружно рассмеялись.
Когда смех стих, за разрешением говорить к царю обратился Селевк:
– Наши воины покрыли себя славой в бесчисленных сражениях. Наша фаланга являет собой пример македонского военного гения. Ее необходимо беречь как зеницу ока и совершенствовать, что мы и делаем по твоему приказу, Александр. Но не следует забывать, что сейчас все большую роль на полях сражений играет конница и, следовательно, все больше персов появляется в наших рядах. Они великолепные всадники и лучники. В новом походе мы часто будем иметь дело с конными войсками. Вот почему я считаю, что необходимо еще более увеличить количество всадников из числа персидских воинов.
Кассандр слушал Селевка, нахмурив брови. Его явно раздражало
Обратившись к пирующим, Кассандр громко предложил:
– Не лучше ли нам здесь, на пиру, поговорить о прекрасных греческих гетерах? Эти разговоры интереснее рассуждений о преобразовании македонского военного строя.
Лицо Селевка залила краска гнева. Но Птолемей удержал друга от дерзкого ответа:
– Относись снисходительно к человеческой глупости и подлости.
Царь не обратил внимания на слова Кассандра. Не обратили внимания и его сподвижники. Они тихо переговаривались:
– Надо усовершенствовать осадные машины.
– Придумать новые, более мощные метательные снаряды.
Среди шума голосов внезапно раздался звучный голос Александра. Он объявил о дне отплытия флота Неарха и дне начала похода в Аравию.
Пердикка, приподнявшись на локте, поднял руку с полной чашей вина. Когда наступила тишина, он провозгласил:
– За нашего Александра, великого полководца и царя!
Слова потонули в рукоплесканиях.
– Пердикка явно стремится занять в сердце Александра место Гефестиона, – заметил Селевку Птолемей.
Виночерпии сбились с ног, наполняя чаши. Брат Кассандра Иолла усердно следил, чтобы царская чаша тоже не пустовала…
Во второй половине месяца таргелиона летняя духота опустилась на город знойным влажным покрывалом. На поверхности воды в маленьких бухтах плавали зловонные зеленоватые водоросли. По утрам над рекой клубился серо-желтый туман, ядовитые испарения которого несли с собой лихорадку. Ни малейшего ветерка не проникало в город.
Дни отплытия флота и выступления армии приближались. Проводились последние подготовительные работы, устраивались празднества. О походе в Аравию говорили всюду: в храмах, на базарах, на улицах, за семейными трапезами во дворцах и в простых жилищах. Звучали гимны во славу царя и его воинов в храмах Вавилона.
Весь город молился о ниспослании победы Александру.
После смерти Гефестиона и после страшного знамения, случившегося во время смотра войск, Александр сделался необычайно суеверен. Все хоть немного странное казалось ему теперь знаком свыше. В царском дворце появилось множество людей, совершавших очистительные обряды.
В один из дней ранним утром Александр в сопровождении жрецов, ближайших друзей, свиты и воинов отправился к возведенным вблизи военного лагеря алтарям принести очередные жертвы богам и по совету предсказателей счастливому успеху. Царь всегда перед новым походом старался умилостивить богов – и Зевса, и Посейдона, и всех прочих.
Жрецы в белых одеждах омыли руки в освещенной соленой воде. Была заколота сотня отборных молодых быков.
– Умилостивим богов жертвоприношениями! – провозгласил верховный жрец.