Александр Невский. Сборник
Шрифт:
А имение было золотое дно. Лежало оно всего в какой-нибудь версте от Москвы; земля хорошая, леса — всё есть, что хочешь.
Опекун с ненавистью стал думать о своём пасынке. Андрей Алексеевич был в его глазах врагом его счастья.
«Кабы помер!» — часто проносилось в его голове, когда он смотрел на пасынка.
И всё чаще и чаще стала являться дума о желательности смерти Андрея Алексеевича.
В одно из таких мгновений и подвернулся Пахомыч со своими речами.
К чему привёл разговор между
Конечно, и старый ключник преследовал свою выгоду, подбивая господина на преступление. Недаром он на самом деле опоил Чалого. Андрей Алексеевич не терпел бы его за злобу и пронырство, и, со вступлением Кореева в свои права, ключник должен был лишиться своего первенствующего значения среди челяди; кроме того, если бы удалось «отделаться» преступным образом от Андрея Алексеевича, Пахомыч держал бы в своих руках Некомата и мог бы забрать власть над ним и над «людишками».
Подозревал ли сам юноша, какая опасность грозит ему?
К отчиму у него никогда не лежало сердце. Он инстинктивно чувствовал затаённую вражду со стороны Некомата. Но молодой человек гнал такие думы, старался переломить себя, был с отчимом ласков и почтителен. О том же, какие планы зреют у Суровчанина и ключника, он ничего не подозревал.
Быть может, злые замыслы удались бы, если случайно о них не узнал бы один преданный юноше человек.
Это был старик Матвеич, прозванный Большерук Когда жила ещё мать Андрея Алексеевича, Матвеич был ключником, но после её кончины Некомат поставил на эту должность Пахомыча, а его вернул на положение заурядного раба. Произошло это потому, что Суровчанин видел, что Матвеич более тянет на сторону пасынка, а не на его.
Бывший ключник не очень печалился, что его сравняли с другими. И как простой раб он не утратил уважения своих товарищей-челядинцев; как в былое время, к нему шли за помощью и советом, и он пользовался среди дворни куда большим значением, чем новый ключник, который к тому же был жесток и придирчив. Пахомыч видел, что людишки его терпеть не могут и, наоборот, льнут к Матвеичу; он стал завидовать старику и преследовать его, как мог.
Много пришлось перетерпеть Болынеруку, но он всё покорно сносил.
И причиной такой покорности была его глубокая привязанность к Андрею Алексеевичу.
Юноша, можно сказать, вырос на его руках; мать, умирая, поручила мальчика заботам Матвеича, и старик не обманул её доверия: он возился с ребёнком не хуже любой няньки. Всегда смирный и молчаливый, он становился буйным и гневным, если видел, что чем-нибудь обижают его питомца; он всегда стоял за него горой перед всеми, не исключая и самого Некомата.
— Меня хошь прибей, хошь убей, а мальца не трожь: не дам! — говаривал он Суровчанину или Пахомычу в минуту подобной вспышки. — Сироту-то всяк рад обидеть.
Душа
Этот-то истинный пестун юноши и узнал о планах Суровчанина и Пахомыча.
Однажды, в послеобеденную пору, когда весь дом был погружен в безмолвие, так как все обитатели от мала до велика, по русскому обычаю, прилегли после обеда, лёгкий стук в дверь горницы пробудил Андрея Алексеевича от лёгкой дрёмы.
Он нехотя спросил:
— Кто там?
— Я... Тише... Впусти-тка меня, — послышался из-за двери сдержанный голос Большерука.
Юноша, лениво поднявшись, откинул засов.
Матвеич тихонько вошёл в комнату и снова запер дверь.
Он был бледен и имел расстроенный вид.
— Случилось что, Матвеич? — спросил Кореев, глядя на взволнованное лицо старика.
Большерук молча покрестился на икону, потом промолвил:
— Случилось такое, что, не узнай я, быть бы великому греху. Благодари Бога, что спас Он тебя.
Юноша смотрел на него с недоумением.
— Подле тебя лютые злодеи живут... Подстерегают, как бы извести... И всё уже у них подстроено, — продолжал Большерук.
— Злодеи? — пробормотал Андрей Алексеевич, пожимая плечами.
— Да, лютые злодеи. И с тобою вместе живут и твою хлеб-соль едят. Послушай, что я тебе скажу... Сегодня, ты знаешь, работали мы в огороде. Овощ снимали. Ближе к полудню пришёл сам Некомат-от. Поглядел этак на Пахомыча и говорит: «Гони их обедать». Тот сейчас и запищал: «Кончай работу, иди за обедом...»
Вестимо, холопишки радёшеньки. Быстренько к дому. А я позамешкался с чего-то. Все ушли, а я ещё спину гну. Работать мне довелось, надо тебе сказать, у самого малинника. Кустарник высокий да густой. Меня за ним и не видать. И вот слышу я, братец ты мой, что за кустами ходят да говорят твой отчим да Пахомыч. Мне сперва было и ни к чему, а потом стал их слушать и узнал, что Некомат с ключником нашли разбойников, чтобы они завтра тебя ограбили и убили.
Услышав такую весть, Андрей Алексеевич сел на лавку бледный и удручённый.
— Знаешь, Матвеич, — сказал он наконец, поднявшись и в волнении заходив по комнате, — и надо мне тебе верить, да не верится. Ну можно ли, чтобы отчим... Да что же он за злодей такой?
— Злодей и есть. Какой же не злодей?
— Да на что ему смерть моя?
— На что? Да ведь ежели ты помрёшь, он всем владеть будет. Так и в духовной прописано. Сам слышал, как отец Василий читал твоей матушке, когда она Богу душу отдавала. Ежели ты помрёшь — всё отчиму. Из-за этого он тебя и хочет спровадить.