Александр Невский. Сборник
Шрифт:
— Вас, маленьких князей, трогать никто не станет; княжьте себе, делайте всё, что угодно, — но против татар подыматься вам заказываю.
Александр Новосильский вышел от Юрия, не убеждённый ни в чём, и мигом сошёлся с Дмитрием, с которым его сближала жажда деятельности, вражда к великому князю всея Руси, а пуще всего их молодость. Весь вечер просидели новые приятели, и весь вечер бранили систему Александра Невского, называли москвичей низкопоклонниками, сребролюбцами, даже отступниками от веры христианской, и прикидывали, где и какие силы есть на Руси, чтобы восстать против Москвы
А ночь была глухая; тучи висели на небе; в воздухе было душно. Наступал великий праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы; послезавтра нужно было служить панихиду в память убиения отца Димитрия, великого князя тверского Михаила Александровича.
IX. СМЕРТЬ ЮРИЯ ДАНИЛОВИЧА
Прошёл уж час восхода солнца, а солнца не было видно на небе, подернутом тяжёлыми лиловыми облаками; воздух был спёрт, душен. Димитрий Михайлович лежал в своём шатре, на перине, закинувши руки под голову, и угрюмо смотрел в холщовый потолок, к которому плотно прижались запоздавшие осенние мухи.
Мысли великого князя тверского, разумеется, крутились вокруг Юрия. Он вспоминал всё, что сказала ему вчера Марина, и что-то лживое и натянутое чудилось ему в её словах.
В это же самое время Юрий Данилович был уже на ногах. Он успел помолиться образу Пречистой Девы Богородицы и Святой Софии, вышел из шатра, сел на скамеечку и задумался.
«Ведь тверские погубят, — думал он, — русское дело.
Опять, что ли, подкапываться под них у ханских вельмож? Нет, это дело не подходящее! Надо помириться с Димитрием, был бы он мне правою рукой во всяком деле; а там кому великое княженье после меня достанется, — брату ли, ему ли, мне всё равно. Он правдивей брата, дерзновенней, может скорее татарву эту с русских плеч стряхнуть. Только молод он, горяч...»
Юрий кликнул отрока.
— Плащ подай! — сказал он.
— Куда идёшь, княже? — спросил один из бояр.
Другие подходили, сняв шапки.
— К Димитрию Михайловичу иду, к тверскому великому князю, — сказал Юрий.
— Это зачем? — спросил Фёдор Колесница, ходивший чуть не по пятам Юрия.
— Поговорить надо, — сказал Юрий. — Что мы с ним друг друга тесним? Пусть будет всё по-старому. Я буду великим князем всея Руси — он останется великим князем тверским и владимирским; о земле Русской вместе радеть станем.
— Не поладишь, княже, — сказал, качая головой, новгородец.
— Попробую, — отвечал Юрий.
— Так нам с тобою идти, господине княже? — спросили бояре, невольно переглянувшись.
— Пойдёмте, — отвечал Юрий.
Сильно парило; грудь спирало. За Юрием шли московские бояре, а за ними Колесница с новгородцами, которых он очень проворно успел известить о неожиданном свидании князей.
— Княже, а княже! — ворвался в ставку Дмитрия Михайловича толстый боярин Мороз. — Посмотри-ка, какой к тебе гость идёт...
— Кто ещё там? — спросил лениво Дмитрий, не шевелясь на пуховике.
— Великий князь всея Руси!
— Ты с ума сошёл, что ли, или опять перепился?
— Глянь! — отвечал обиженный
Дмитрий побледнел, и глаза его сверкнули тем недобрым блеском, за который его прозвали Г розные Очи. Он вскочил и мигом оделся, нацепил меч и за пояс заткнул топор с золотой насечкой.
Полог шатра распахнулся, и на пороге появился маленький, седой Кочева с шапкою в руках, он низко поклонился.
— Господине княже, — сказал Кочева, прикасаясь рукой к земле. — Двоюродный брат твой, великий князь всея Руси Юрий Данилович Московский просит тебя, великого князя тверского и володимирского Дмитрия Михайловича, выйти к нему поговорить с глазу на глаз.
Дмитрий Михайлович выслушал посла, стоя без шапки, и велел тут же подать ему ковш мёду, своею рукою снял с гвоздя шубу, сам набросил её ему на плечи и, отступив шага на четыре, сказал торжественно:
— Низкий поклон от меня брату старшему, великому князю московскому и всея Руси, Юрию Даниловичу. Передай ему, что я не мешкая иду к нему на свидание с полным доверием.
Кочева поклонился ещё раз и сказал:
— Господин мой ждёт твою милость в шатре твоего тверского боярина Елистрата Петровича Макуна.
Юрий Данилович стоял у ставки Макуна, а в отдалении стояли бояре московские и новогородские, шептались и подсмеивались над тверскими, которые были совершенно растеряны от неожиданности.
Шатёр Дмитрия Михайловича распахнулся; он вышел, слегка поклонился своим боярам и направился прямо к Юрию Даниловичу. Юрий Данилович, левой рукой придерживая полог шатра, правой пригласил его войти. Дмитрий Михайлович, стиснув зубы, молча поклонился ему и, не глядя на него, скользнул в шатёр. Они оба перекрестились на икону и сели друг против друга.
Дмитрий Михайлович смотрел в землю, а Юрий Данилович смотрел на него.
— Спасибо за честь, княже, что ты пришёл на зов мой, — начал он. — Хотелось мне давно потолковать с тобой по душам. Знаю, что ты на меня сильно сердит. Надоела мне эта вражда между нашим родом и вашим — и пуще всего меня томить стало, что ни вам, ни нам от неё толку нет; только народу христианскому разорение.
Дмитрий взглянул на него исподлобья.
— Ты, Юрий Данилович, — сказал он, — человек хитрый, а я человек простой. Ты говори прямо и толком: зачем ты меня позвал?
— Мне вот что от тебя нужно, Дмитрий Михайлович, — сказал Юрий, и лицо его приняло строгое выражение. — Чего твои бояре и отроки и татары, твои сторонники, шагу не дадут мне здесь ступить? Куда ни повернусь, непременно кто-либо из-за угла торчит.
Дмитрий поднял глаза и усмехнулся.
— Начинай со своих, — сказал он. — Москвичи с новгородцами первые на свете соглядатаи.
— Я и не говорю, — отвечал Юрий, — что я не следил за тобой, только слежу-то я иначе; через твоих собственных бояр доходит до меня, что у вас на Твери и здесь в Орде делается. Уж таких сорок-трещоток, как твои бояре, за деньги не найдёшь. Все так и кричат: «Долой татар!» А ну как всё это до самих татар дойдёт — они же меня за бок возьмут, велят мне твою область пустошить — кому плохо от этого будет? Нам с тобой и народу христианскому!