Александр Невский. Сборник
Шрифт:
— Нет, касаточка моя, не в вышивальщицы тебя возьму, а пришёл я к тебе с другой новостью.
Марина посмотрела на него вопросительно. Сердце у неё колотилось.
— Сегодня Дмитрий будет у тебя.
— Опять?.. — рванулась Марина у него из рук.
— Опять, только уже последний раз.
Марина опять расцвела.
— А завтра или послезавтра, — продолжал Юрий серьёзно и внушительно, — я иду к хану и буду просить у Хана, чтобы он меня женил, — знаешь на ком?
Марина знала на ком, а всё-таки струсила, и сердце у неё остановилось в груди.
— На Прасковье на твоей, — смеялся Юрий, — на матери твоей
— Княже, — сказала девушка трепещущим голосом, — не мучь ты меня, и без того изныла душа моя.
Юрий встал, выглянул из вежи и махнул рукой Прасковье и Русалке, которые стояли в нескольких шагах, — одна с пирогом в руке, другая тоже с каким-то кушаньем, — и не знали, войти ли им или не входить к влюблённым.
Увидев, что князь машет ей рукой, Прасковья быстро вошла в вежу.
— Вот что, — деловито сказал он Прасковье, — побывай-ка ты завтра у ханши и спроси её, отпустит ли она тебя с Русалкой на Русь, если я женюсь на Марине.
— Хорошо, — кивнула Прасковья, — спасибо тебе, господине княже.
— Ну вот ещё что, — сказал Юрий, приподнимаясь. — Сегодня Димитрий зайдёт к вам; он сейчас у мурзы Чета сидит. Ты, Марина, сослужи мне последнюю службу. Не хочется мне губить Димитрия — парень он хороший, только горячий, глупый. О том, что я женюсь, сегодня ему не говори, а прими его хорошенько, с честью, и поговори с ним по душе. Скажи ему, что я на него больно сердит и что бороться со мной ты ему не советуешь. И ты, тётка, скажи ему тоже, будто слышала ты стороной, что я ему всё прощу старое. Так ему и скажите, что вот, дескать, у вас сердце болит, что двое самых сильных русских великих князей между собою не ладят; что старое надо забыть; что над нами татары смеются; что мы с ним не друг друга топим, а топим мы с ним мать Святую Русь.
Он стал прощаться, Марина прыгнула ему на шею, опять спрятала лицо на груди и расплакалась.
— Ну, о чём же теперь ты плачешь? — ласкал Юрий Марину. — Ну полно же, перестань!
— Страшно мне, страшно! — рыдала Марина.
А Прасковья, отвернувши лицо тоже плакала; плакала и Русалка, не из зависти, не из того, что её названая сестра великой княгиней делалась — этому-то она рада была, а плакала она о том, что разбились светлые мечты её детства, — что женат друг её детских игр, Тверской Константин Михайлович, и изнывает в Твери со своей молодой женой.
Тихо, молча сидели вышивальщицы после ухода князя Юрия. У всех сердце было полно, говорить было не о чем, только Марина улыбалась и лукаво, торжественно окидывала взглядом Прасковью и Русалку.
Вскоре дверной полог приподнялся и показалась голова Димитрия. Войдя и поздоровавшись, он тяжело опустился на сиденье, только что оставленное Юрием. В голове у него немножко шумело от угощения мурзы Чета. Он долго с ним спорил о русских делах и много сердился. Русеющий татарин толковал ему битых три часа, что не годится ссориться с Юрием, — что можно было бы с Юрием ссориться, если бы новгородцы были на стороне тверичей.
— Вот увидишь, перетягаю я его, — горячо отвечал Димитрий и рассказывал Чету про все свои связи с Ордою, с мурзами; говорил, что все на его стороне и что теперь полюбовницу Юрьеву, Маринку, он чуть не отбил у него и что Марина с Прасковьей за него у ханши хлопочут, всякие ему вести передают.
— Эй, эй, не верю я, чтобы
Спорили долго, наконец расстались, и Димитрий (как и предвидел Юрий) не утерпел, чтобы по соседству не зайти к Прасковье, — тем более что ему уже доложили, что у Прасковьи был Юрий.
— Ну, Маринка, — заговорил весело Димитрий, — красота ты моя неписаная, дай-ка ты мне ковш мёду да скажи-ка мне, о чём толковал тут с тобой супротивник мой, Юрий-супостат?
Прасковья и Русалка сидели молча и насупившись: Марина же напустила на себя весёлый вид, налила ковш мёду, отхлебнула и подала Димитрию.
— Твоё здоровье, княже! — сказала она. — Пей на здоровье и носи голову на плечах покрепче.
Это сказала она так смело так твёрдо и внушительно, что Димитрий уставился на неё.
— Спасибо, спасибо... Только что же Юрий толковал? О моей голове небось?
— О твоей, княже, — сказала Марина игриво, укладывая шитье и вынимая из сундука парчовую душегрейку, подаренную ей Димитрием. — Говорил, что жалеет тебя — больно ты удало держишь себя здесь: татар бранишь на все стороны, Юрия Даниловича сбить с великокняжеского престола всея Руси похваляешься, а того не знаешь, что он тебя здесь вдесятеро сильнее.
— Экая змея подколодная — что плетёт!.. — вспыхнул Грозные Очи.
— Вот что, княже, — сказала Марина, вставая и накидывая на голову платок. — Коли я тебе люба, помирись ты с Юрием Даниловичем. Для тебя это будет лучше, для меня вдесятеро, а для нашей общей матери Святой Руси в тысячу крат лучше того. А я иду к ханше, прощай!
Димитрий изумился. Очевидно, Марина говорил неспроста; очевидно, она знала больше, чем говорила. Димитрий хотел удержать её за руку, но ловкая девушка мигом перепрыгнула через жаровню и уже бежала к золотой ханской веже.
— Что она такое плетёт? — спросил Димитрий Прасковью, глядя на неё строго.
— А что, батюшка, — сказала Прасковья, — разве хорошее дело: ссориться? Ты только слово скажи, что не прочь будешь, а Юрий Данилович рад будет тебя за младшего брата иметь.
Димитрий вспыхнул.
— Скажи, Прасковьюшка, Юрию Даниловичу так: я за младшего брата ему рад идти, только бы он-то мне в самом деле заместо отца родного был. А покуда прощай!
Раздражённый, обиженный, Дмитрий вышел из вежи. Направляясь к своим шатрам, он по дороге послал отрока позвать к себе Александра Новосильского, черниговского князя, одних с ним лет, смелого, храброго, явившегося в Орду жаловаться хану на разбои татар. Оба князя мечтали стряхнуть с плеч напасть бусурманскую. Новосильское княжество было маленькое, бедное; денег у князя не водилось — и он поехал в Орду ещё и затем, чтобы столковаться с Юрием или с Димитрием. Юрий принял его гордо и дал ему понять сразу, что если он только услышит о затеях черниговского князя подняться против татар, то для спасения Руси велит его связать, и, не спрашивая Узбека, казнит. Затем Юрий ему объяснил весьма здраво и толково, что Русь именно потому и попала под иго татарское, что князья её не слушались великого князя, что каждое княжество хотело быть самостоятельным и что единственная политика, которой следует держаться это гнуться перед татарами и под татарской рукой сливать все русские области в одно целое.