Александр Суворов (с илл.)
Шрифт:
– Он у меня на глаз такой быстрый, – похвасталась сыном Авдотья Федосеевна, – все сразу видит…
– Пелагея, встань! Кота, когда вернется, отправить в ссылку в Прозорово. Кроме вареной невейки, никакого продовольствия ему не отпускать. Пускай-ка поест черной каши!
– Слушаю, государь.
– Ступай. Коли б ты сама сказала, ну а гостя – выручил он тебя – пороть не приходится. Возрастай непытаный, немученый, ненаказанный. Грехи до семи раз прощаются. Прошу дорогих гостей в трапезную нашу палату!
Хозяин поднялся с кресел и пошел впереди в столовую. За ним последовала хозяйка, пересмеиваясь с Авдотьей Федосеевной и кивая на мужа. Вася, ведя за руку Александра, прошептал:
– Какой
– А чего мне бояться? Ведь меня в Семеновский полк записали.
– Нынче пять кошек будут без обеда. Вот увидишь… Тоже – «солдат»! Я матушку попрошу, и меня запишут. Ты смотри за столом помалкивай, а то худо будет.
Трапезная палата находилась тоже в старом доме. В низкой сводчатой комнате, освещенной множеством восковых свечей, в поставцах и на полках сверкали затейливые бутылки, стаканы, кубки из цветного стекла, серебряные ковши и чаши, высокие фарфоровые кувшины и кружки, оправленные в серебро. По коврам на стенах были развешаны ятаганы [42] в ножнах, украшенных цветными каменьями, огромные мечи и маленькие кинжалы, допетровские стрелецкие бердыши [43] и боевые топорики, но не было ни одного мушкета [44] и ни одного пистолета: видимо, хозяин не любил огнестрельного оружия.
42
Ятаган – клинковое колюще-режущее холодное оружие с кривым длинным однолезвийным клинком, имеющим двойной изгиб.
43
Бердыш – холодное оружие в виде топора, насаженного на длинное древко.
44
Мушкет – вид старинного ручного огнестрельного оружия с фитильным замком.
Посреди трапезной, у круглого стола с семью ножками, стояло семь стульев с высокими спинками. За стульями навытяжку, по-солдатски, стояли лакеи в цветных кафтанах и париках. За стулом со спинкой повыше других стал сам дворецкий, в углу под иконой дожидался поп, мелко тряся седой головой.
Александр увидел, что на каждом стуле на шелковой подушке лежит сытая старая кошка, привязанная лентой к ножке стула.
Поп низко поклонился хозяину, прочитал молитву и ушел, всё кланяясь. По знаку хозяина дворецкий и четверо лакеев отвязали пять кошек и вынесли их на подушках. Кошки, видимо, привыкли к этой церемонии и лежали на подушках спокойно. Два лакея остались за теми стульями, где, не тревожась, лениво дремали остальные две кошки. Хозяин молча указал каждому его место. По правую руку от него занял место сын, правее его – хозяйка, по левую руку – Александр, а дальше – его мать. Все это происходило в полном молчании. Ни хозяин, ни сын, ни хозяйка, ни гости не проронили ни слова. Александр всему дивился, поглядывая на унылые лица слуг и испуганного Васю. Александр ему улыбнулся. Вася в испуге закрыл глаза. Взоры хозяйки и Александра встретились, и он увидел, что в глазах ее прыгают веселые зайчики. Александр рассмеялся вслух.
– Вторая вина! Трапезуй в безмолвии. И вторая вина прощается! – с угрозой сказал хозяин.
Александр догадался, что хозяин во всем держится числа семь и, значит, ему можно безнаказанно совершить еще четыре преступления.
Дверь отворилась. Вошли семь поваров в белых колпаках и поставили на стол семь блюд, сняли с них крышки и, поклонившись, молча вышли.
Снова открылась дверь, и в трапезную, шагая в ногу, вошли четырнадцать лакеев в красных с золотом кафтанах,
Обед начался. Лакеи накладывали каждому из трапезующих по очереди из семи блюд. Первое блюдо оказалось щами. Александр, подражая хозяину, съел полную тарелку, дивясь, что остальные только отхлебнули по ложке. А две кошки, которым тарелку подносили лакеи, только понюхали и отвернулись. Каждой кошке, как и людям, служили двое: накладывали из всех семи блюд поочередно, меняли тарелки и приборы. Ни второго, ни третьего, ни четвертого, ни пятого, ни шестого, ни седьмого блюда никто, кроме хозяина, даже не отведал, и казалось, что и обеду конец. Но лакеи проворно убрали всё, дверь раскрылась в очередной раз, и вошли опять семь поваров с мисками, поставили их на стол и, сняв крышки, с низкими поклонами удалились. Во второй перемене первым блюдом был поросенок с гречневой кашей.
– Мне только каши! – сказал Александр лакею.
– Третья вина! Яждь то, что предлагается, – ответил на дерзость Александра хозяин. – И третья вина прощается…
Дрожь охватила Александра. Головин ел неопрятно, нагромождая около своего прибора корки хлеба и кости. Много пил вина, соль брал из солонки перстами, а поросячью ножку взял прямо в руку и грыз ее, ворча что-то про себя и шумно переступая под столом ногами.
Александр припомнил из «Юности честного зерцала», как отроку надо вести себя за столом, и скороговоркой, боясь, что его одернет мать, выпалил:
– «Будь воздержан и бегай пьянства, пей и яждь, сколько тебе потребно… Ногами везде не мотай, не утирай губ рукою, но полотенцем и не пей, пока еще пищи не проглотил»!
Головин застыл с костью, поднесенной ко рту. Остолбенели лакеи.
– Ну, еще что? – поощрил Александра хозяин.
– «Не облизывай перстов и не грызи костей. Над яствой не чавкай, как свинья, и головы не чеши. Около своей тарелки не делай забора из костей, корок хлеба и прочего. Когда перестанешь ясти, возблагодари Бога, умой руки и лицо и выполоскай рот».
– Всё? Четвертая вина! «Чти и не осуждай старших». Четвертая вина прощается.
Авдотья Федосеевна уже давно не рада была своей затее и поездке к Головину, но не смела прикрикнуть на сына, чтобы не нарушить церемониала и не навлечь на себя гнева, – вдруг хозяин и за ней начнет вины считать!
Из Васиных глаз на щеки скатывались слеза за слезой: он боялся за своего нового друга. Только одна хозяйка была весела. Она едва сдерживалась от смеха, и все ярче разгорались в ее глазах веселые синие огни.
Между тем обед продолжался. Повара вносили по очереди третью, четвертую, пятую перемену, и в каждой перемене было семь блюд. Официанты убирали всё нетронутым. Из всех сидящих за столом один хозяин ковырялся вилкой или пальцами в каждом блюде. Никто не хотел есть, никто не дивился искусству поваров, которые успели наготовить такое множество разных кушаний.
Раньше всех надоело кошкам: сначала одна, а затем и другая жалобно замяукали, и лакеи их вынесли по знаку хозяина. Когда внесли и унесли нетронутой седьмую перемену, Александр спросил хозяина:
– А кто же все это съест?
– Ага! – вскричал хозяин, стукнув о стол кулаком. – Пятая вина! – И, чтобы показать, что и он в свое время заучивал «Честное зерцало», прибавил: – «Молодые отроки не имеют быть насмешливы и других людей речи не превращать и ниже других людей пороки и похулки…» Ик!..
Отрыжка мучила Василия Васильевича. Он громко икнул, отрыгнул, не кончив поучения, в смущении достал платок и громко высморкался.
– «Рыгать, кашлять и подобные такие грубые действия в лице другого не чини», – процитировал еще раз Александр правила приличия. И сам прибавил: – И шестая вина прощается.