Александр Суворов (с илл.)
Шрифт:
– Отменно! Но что это за фрунт? Где равнение в рядах? Что за интервалы? И что это в строю у вас, полковник, все шевелятся, головами вертят? У одних ружье на плече, а у других – у ноги. Во фрунте все, как один, и каждый стой как мертвый.
– А у меня во фрунте все живые, – ответил Суворов.
Бутурлин отбыл, выразив Суворову похвалу за отменные учения полка и его нововведения.
Лето прошло. Осенью Екатерина II захотела произвести смотр Суздальского полка, о котором все в столице говорили. На смотру в свите Екатерины находилось немало боевых генералов. Одни нашли, что суздальцы
– Они владеют штыком, как шпагой! – воскликнул кто-то в свите императрицы, заметив, что она довольна.
Екатерина II благодарила Суворова, допустила офицеров полка к руке, что почиталось великой милостью. Суворову императрица сказала:
– Вашему полку, Александр Васильевич, не караулы вести, а показывать пример другим. Это школа для полевых войск. Вы готовите учителей для всей нашей армии…
– С суздальцами никакой неприятель мне не страшен! – пылко воскликнул Суворов.
Екатерина улыбнулась.
Оценка, данная нововведениям Суворова в Суздальском полку, возбудила к нему недоброжелательство и зависть. Своими словами Екатерина поддразнила старых командиров. В том, что она говорила, не заключалось прямого указания освободить полк Суворова от караульной службы. Полк получил приказ выступить на свои «непременные квартиры» в Новую Ладогу, а на следующее лето суздальцев снова вызвали для несения караульной службы в столицу. Но теперь уже никто не обращал внимания на то, чем занимался Суздальский полк на Семеновском плацу, – по новому уставу обучались и гвардия, и полевые войска.
Однако Александр Васильевич не получил ни повышения, ни нового назначения. Милостивое отношение к нему Екатерины II в предыдущем году отразилось на Василии Ивановиче: он получил чин подполковника лейб-гвардии Измайловского полка, полковником которого считалась сама императрица. Но звезда Василия Ивановича уже клонилась к закату. Его прочили в Сенат – значит, на покой. Ганнибал был уже в отставке «за старостью». Фермор дряхлел и утратил былой вес в армии. Над Бутурлиным смеялись, называя его «старой пушкой», ни к чему не пригодной. Александр Васильевич терял своих старых покровителей и не приобретал новых.
Осенью Суздальский полк опять вернулся в Новую Ладогу. Про Суворова в столице стали забывать. Но скоро до Петербурга начали доходить слухи, что полковник в Новой Ладоге продолжает чудить. По слухам, он изнурял солдат непосильными работами. Выстроил школу для солдатских детей и церковь, разводит плодовый сад. В школе сам полковник преподает по-своему Закон Божий, для чего сам написал и учебник; кроме того, сделал сцену и устраивает для солдат спектакли, заставляя офицеров разыгрывать пьесы по своему выбору, никем не разрешенные к представлению.
О Суворове опять заговорили. В Новую Ладогу послали губернатора. Он посмотрел полковые учения, познакомился с хозяйством, побывал на солдатском спектакле и всем
Наветы на Суворова рассеялись как дым, когда Суздальский полк в 1765 году явился по вызову на большие маневры в Красное Село. Вместо изнуренных непосильной работой людей в красносельский лагерь явилась бодрая, подтянутая войсковая часть. С живостью, всех удивившей, солдаты поставили непохожий на другие плотный и удобный лагерь, где проводили полковые учения.
Маневры начались. 15 июля войска вступили в лагерь. Войск, гвардейских и полевых, собралось 17 пехотных и 7 кавалерийских полков. Они разделялись на две армии. Одной командовала сама Екатерина II, другой – Панин. Эта вторая армия состояла из гвардейской дивизии под командованием Бутурлина и полевых войск князя Голицына. Измайловским лейб-гвардии полком у Бутурлина командовал Василий Иванович Суворов.
При своей армии Екатерина сформировала легкий разведывательный корпус. В его состав вошли кроме кавалерии батальон и гренадерская рота Суздальского полка, прославленного своей подвижностью. Этот корпус произвел разведку «неприятельского» расположения. Прикрывая фланги корпуса, кавалерия потеснила передовые посты противника. Но Суворов повел суздальцев в наступление столь быстро, сбивая противника с занятых им высот, что императрица приказала отходить…
Маневры продолжались десять дней. В день переворота (его называли «день восшествия на престол») генералитет обеих армий пригласил Екатерину со Двором на бал, устроенный в огромном полотняном шатре. В списке приглашенных находился и полковник Суворов. Екатерина, прибыв на бал, проходила об руку с Павлом между двумя рядами гостей. Она останавливалась и бросала то одному, то другому несколько слов.
– Я слышала, полковник, – обратилась она к Суворову, – что у вас в Новой Ладоге есть театр. Что вы там разыгрываете?
Суворов не успел ответить, как Екатерина прошла дальше.
Ждали, что после блестящего представления Суздальского полка на маневрах Суворов получит высокое назначение. Для этого были и основания. Многие слышали, что полковника Суворова Екатерина по-французски называла «мой маленький генерал». В реляциях о маневрах имя Суворова с похвалой упоминалось наравне с генералами; кроме полковника Суворова, не был назван ни один штаб-офицер. Ожидания не оправдались. После маневров Суворов получил приказ вернуться с полком в Новую Ладогу.
Здесь, на «непременных квартирах», продолжалась подготовка полка к военным действиям. После красносельских маневров Суворов мог без боязни отдаться боевой подготовке полка. В 1764 году вышла в свет «полковничья инструкция» для русской армии, и по ней обучали солдат во всех полках. Суворов, отвергая разные уставные «чудеса», шел в своем преобразовательном рвении гораздо дальше мнительных ретроградов Военной коллегии, авторов «полковничьей инструкции».
Взгляды свои он изложил в особом наставлении, дав ему название «Суздальское учреждение». В этом наставлении Суворов писал: «Не надлежит мыслить, что слепая храбрость дает над неприятелем победу, но единственно смешенное с оною военное искусство». Изложить свои взгляды и свои воспитательные приемы наряду с «полковничьей инструкцией» командир Суздальского полка имел неоспоримое право. Военная мысль Суворова уже приобрела ту прозрачную ясность, которая впоследствии, после многолетнего богатого боевого опыта, позволила понятие «военное искусство» заменить более точным: «наука побеждать».