Александр Суворов
Шрифт:
Суворов и на Требби не изменил своему обыкновению - встав от сна, обливаться холодной водой, и накануне только сердился:
– Мертвая вода! Неужели во всей Италии нельзя достать двух ведер холодной воды?
Сын хозяина, черноглазый Джованни, с удивлением смотрел по утрам на важного русского генерала, когда Суворова на дворе солдаты в два ведра окатывали водой. Стояла знойная погода, и даже ночи не приносили прохлады. Вода в фонтанах теплей парного молока. После обливания Суворов, нагой и босиком, бегал по замощенному каменными плитами двору. Мальчишка принялся
– Довольно!
– сказал Суворов по-итальянски.
– Пойдем, Ваня, пить со мной чай!
Джованни-Ваня согласился. За чаем Суворов достал из мешка небольшую поджаренную рыбку и сказал:
– Вот мне из России прислали рыбу. Она называется "пряник". Пряники у нас водятся в самых холодных реках, таких холодных, что у вас тут и в помине нет! Попробуй и скажи: хороша ли наша рыбка...
Ваня-Джованни откусил рыбе голову и, подмигнув Суворову, спросил:
– А почему, синьор, русская рыба "пряник" отзывает медом?
– Потому, - ответил Суворов, - что в России у нас реки текут медом и молоком, а берега у них кисельные... А по берегам растут белые деревья. Стволы у них из рафинада, а листья - зеленый чистый леденец. Подует ветер - листья зазвенят серебряными колокольцами.
Джованни рассмеялся:
– Таких рек не бывает. А эта рыба просто испечена из муки с медом!
– Нет, право так, - уверял Суворов, - пряники водятся у нас в ж и в о й воде!
Вечером, когда стемнело, мальчик тайком от всех вывел из хлева осла и, захватив два кожаных ведра для воды, отправился в горы. Чуть светало, когда мальчишка вернулся домой с осликом, нагруженным водою, взятой на самой высокой горе. Вода в этом ключе так холодна, что в ней могут жить даже форели, и по берегам ручья не растет трава, - то был ключ юной родниковой воды, впервые вышедший из недр земли.
Джованни дождался, когда Суворов проснулся, и предложил ему попробовать "живую" итальянскую воду. Сам он скинул штанишки, чтобы подать синьору генералу пример.
– Не бойтесь, синьор, я тоже буду купаться!
Как ни крепился Суворов, а выскочил из-под ледяной воды, когда его окатили из ведра на дворе.
– Живая вода! Живая!
– кричал он.
– Довольно!
– Еще! Еще!
– кричал Джованни, приплясывая и разбрызгивая воду.
Его тоже окатили.
Посинев и стуча зубами, мальчик говорил:
– Синьор, вы видите: и в Италии есть живая вода!
– Да!
– согласился Суворов.
– Ты убедил меня. Не знаю, чем и как отблагодарить тебя.
– Синьор, - ответил Джованни, - когда вы вернетесь домой, возьмите бочонок побольше, наполните его медом из самой холодной русской реки и напустите в него самых крупных пряников, только не жарьте их, а живыми. И пришлите мне. Я их выпущу в ручей на горе и разведу в нем русские пряники. Наверное, они у нас приживутся!
Суворов обещал исполнить желание маленького патриота.
Купание в живой воде воскресило в памяти Суворова то, что он безнадежно пытался пробудить накануне. Вольно дыша, в легком полузабытьи, он ощутил запах московского леса... Цвели липы на
Вошел Багратион, тоже вставший спозаранку после бессонной ночи в накаленном за день доме виноградаря. Багратион осунулся. Глаза его ввалились, были в темных кругах.
– Нехорошо, князь Петр, - сказал Суворов, взглянув на Багратиона.
– Что делать, ваше сиятельство!
– Хорошо, генерал, теперь под Москвой... А в Грузии?!
– Ах! Я не спал всю ночь, вспоминая!
Союзные войска перед полуднем начали строиться в виду противника в боевой порядок. Французы ответили тем же. Они двинулись в атаку первыми, чтобы иметь реку позади себя. Хотя из-за подъема воды от выпавших в верховьях дождей течение Треббии сделалось тише, зато там, где вчера воды было по колено, она стояла сегодня почти по пояс. Переправа давалась французам труднее, чем в первые два дня битвы. Они уже четыре раза переходили Треббию.
В этот день им пришлось, ретируясь, перейти реку в пятый раз.
РАЗГРОМ
Багратион получил приказание идти со своим корпусом против Домбровского, который шел высотами, чтобы охватить правый фланг русских. Розенберг получил приказание Суворова "смотреть вправо", не теряя связи с авангардом Багратиона.
С кавалерией на флангах Багратион отважно кинулся в штыки.
Напрасно Багратион вырывался на коне вперед, чтобы показаться Домбровскому, - командир польской дивизии берег себя.
Поляки бились с мужеством отчаяния. Но их порыв вскоре погас. Они не выдержали штыковой атаки, побежали и едва успели спастись за Треббию.
Увлеченный атакой, Багратион зашел вправо так далеко, что между его корпусом и войсками Розенберга образовался пустой промежуток около версты. Недаром Суворов приказал Розенбергу "смотреть вправо": пятнадцать батальонов французов ринулись в пустое пространство. Розенберг против них мог послать только пять батальонов.
Закипел неравный бой. Подавленные тройными силами, русские начали отступать, отдавая каждый шаг с бою. Багратиону грозило быть отрезанным. Розенберг поскакал к Суворову.
Изнемогая от зноя, Суворов лежал в тени огромного камня в одной рубашке, заправленной в шаровары. Розенберг сказал ему, что солдаты не в силах больше держаться и следует отдать приказ об отступлении. Суворов ответил:
– Попробуйте сдвинуть этот камень. Не можете? Так же невозможно и отступление. Извольте держаться крепко. Ни шагу назад!
Вслед за Розенбергом приехал Багратион.
– Что, князь?
– Нехорошо, ваше сиятельство! Поляков мы прогнали за реку, но у нас убыль больше половины. Ружья от нагара перестали стрелять.