Александр Суворов
Шрифт:
Ожидания еще раз обманули его. Он получил высочайший приказ: отправиться назад, в Финляндию, и осуществить свой проект. Он оставался в немилости.
Войска в Финляндии находились в плохом состоянии. В финляндские батальоны ссылали за разные провинности гвардейских солдат. О перевоспитании их до Суворова не помышляли. Солдаты часто болели, но, больные, они бежали из казарм, чтобы не попасть в госпиталь. Эти, по выражению Суворова, «богадельни» представляли собой не лечебные заведения, а очаги заразы.
Суворов поступил просто – закрыл все госпитали, оставив для неотложной помощи только полковые лазареты. Жалкие средства лжеученых медиков он заменил народными средствами –
Природные условия страны: ее скалы, леса, бесчисленные озера и реки, туманы и дожди летом, глубокие снега и морозы зимой, – по общему мнению, не допускали здесь обучения войск. Суворов рассуждал иначе: если в этих природных условиях приходится воевать, то и обучать солдат надо не где-то далеко, в России, а именно здесь. «Оболгали мне здесь невозможность всеместных маневров», – писал он, что в переводе на обычный язык значит: мы доказали здесь, что маневры войск возможны в любых местных условиях, в любой природной обстановке.
Так же как и в Новой Ладоге, Суворов и тут показал выпрямляющую силу труда. Он отвлек солдат от праздности не только воинским обучением. Ему не хватало рабочих рук; он заставил солдат участвовать в постройке крепостей, на обжиге извести, на устроенных им кирпичных заводах, заготовке и пилке леса.
Кроме полевых войск в команде Суворова состояла гребная флотилия. Для этой флотилии не хватало гребцов. В Крыму и на Днепровско-Бугском лимане Суворов ознакомился с морским делом. Он посадил на суда флотилии пехотинцев и начал их обучать. Все же ему недоставало судов для перевозки грузов, а рядом, на рейде Роченсальма, праздно стояла под флагом эскадра капитан-командора Нанинга. Вид бездействующей эскадры с сотнями матросов на каждом корабле был для Суворова невыносим.
Нанинг именовал себя капитан-командором по старой памяти: в ту пору чин этот был временно упразднен. А Суворов был генерал-аншефом, то есть являлся по службе старше капитан-командора Нанинга, который к тому же ничем не был знаменит, кроме разве прозвища сэр Бушприт, данного ему моряками.
У моряков свои понятия о чинах и субординациях. Сэр Бушприт потому упорно и держался за наименование «капитан-командор», что считал этот чин выше армейского генерал-майора. Уже одного этого было достаточно, чтобы между Суворовым и сэром Бушпритом возникли нелады. А главная беда состояла в том, что они в одной существенной черте сошлись характерами. Суворов был мастером язвительной шутки, и сэр Бушприт был порядочным шутником. Во всем остальном они расходились, начиная с внешности.
Суворов при маленьком росте был коренаст и юношески подвижен, даже став пожилым человеком. Сэр Бушприт – высок, долговяз, но грузен и медлительно-важен.
Черты суворовского лица некрупны, тонки. Лицо его никогда не застывает, оно – как море в свежий, шквалистый ветер. У капитан-командора черты крупные, будто вырубленные топором, на лице застыло деревянное выражение.
У Суворова глаза слегка навыкате, голубые, все время искрятся, а в гневе способны сверкать молниями. Глаза капитан-командора сидят в глубоких впадинах, словно высверленные коловоротом корабельного брызгаса – плотника, мастера по сверлению дыр. Взор его мутный, холодный, цвет глаз стальной.
Нос у сэра Бушприта длинен, очень велик, за что он и получил свое прозвище. Как будто плотник, мастеривший лицо капитан-командора, не совсем правильно высверлил дыру и вколотил в нее нагель [161] ,
Сэр Бушприт говорил, словно командовал, срываясь на высоких нотах. Он плохо понимал по-русски, так как не хотел знать иного языка, кроме английского, будучи непоколебимо уверенным в том, что этот язык – отец всех прочих, а потому все должны его понимать. Суворов, в отличие от сэра Бушприта, говорил звучным басом, знал несколько языков, за исключением родного языка командора, и очень жалел, что не мог объясниться с ним по-английски.
161
Нагель – большой деревянный болт или гвоздь, употребляемый в судостроении.
Инструкция, данная Суворову перед его отъездом в Финляндию, имела пробел: капитан-командор не был ему подчинен. А между тем оборона шхер [162] была немыслима без флота. Для выбора мест береговых батарей требовалось произвести промеры у берегов.
Суворов нанес сэру Бушприту визит на рейде, чтобы просить его содействия. Генерал-аншеф сделал промах, не прибегнув к переводчику. Капитан-командор понял просьбу как приказание и надменно ответил:
– Кто вы есть, господин генерал? Здесь море, корабль; на земле я вас слушать; здесь флот, государь мой. Имейте флот маленький чин – мичман, тогда я вас слушать. Хэлло!
162
Шхеры – архипелаг, состоящий из мелких скалистых островов, разделенных узкими проливами.
Суворов молча откланялся, а на другой день на флагманский корабль «Северный орел» явился адъютант Суворова и вручил сэру Бушприту запечатанный пакет. В нем капитан-командор нашел прошение.
Командир «Северного орла» капитан-лейтенант Прончищев, негласно исполняющий должность переводчика при флагмане, сообщил, что генерал-аншеф Суворов, граф Рымникский и граф Священной Римской империи, Андрея Первозванного, Александра Невского и многих других орденов кавалер, почтительно просит в первый удобный для капитан-командора день сделать ему, Суворову, экзамен на мичмана для производства в первый на флоте офицерский чин.
Сэр Бушприт, став в тупик, спросил совета у Прончищева. Тот ответил, что по форме и по сути дела отказать Суворову в его просьбе нельзя.
– Тем более, – значительно прибавил Прончищев, – его сиятельство граф Суворов в морском деле вовсе не мальчишка. Еще командуя береговой обороной Херсонского района, он имел дело с флотом. Устраивая оборону Крыма, Суворов дружил с адмиралом Федором Федоровичем Ушаковым, и даже тот слушался его советов. На Дунае под руководством графа Суворова был адмирал де Рибас… Да и у нас Суворову подчинена гребная флотилия. Будьте уверены, господин командор, генерал-аншеф не хуже нас с вами знает и морской устав и практику…
Сэр Бушприт призадумался и для верности отправился на быстроходном галиоте в Кронштадт, а оттуда в Петербург, чтобы испросить совета у наследника престола, генерал-адмирала Павла Петровича, как поступить.
Суворов воспользовался отсутствием капитан-командора и с согласия Прончищева повторил на практике то, что знал по книгам и уставам, а также из опыта на Буге, Днепре и Дунае. На экзамене ему предстояло отвечать на разные вопросы об оснастке корабля: о рангоуте, мачтах, реях, марсах, стеньгах, о стоячем и бегучем такелаже, о парусах – как их ставить и убирать.