Александр. Том 2
Шрифт:
— Вы создадите несколько театров в разных городах Российской империи, оснастите их всем необходимым, включая актёров и других работников, — я задумался. — И в репертуаре этих театров обязательно должны будут присутствовать спектакли, которые я утвержу. Да, и эти театры будут гастролировать именно с одобренным мною репертуаром.
— Каким репертуаром? — Шереметев нахмурился.
— Не бойтесь, ничего непристойного. Я, например, попрошу вас найти хорошего драматурга, который поставит спектакль на основе вашей любви, — и я хищно улыбнулся. — Крепостная девушка и красавец-граф… Такие истории остаются в веках, я вас уверяю. У него даже скулы слегка покраснели. — Или, например, сошедшая
— Вы всё-таки хотите эту мерзость вытащить на свет божий? — проговорил он.
— Конечно. Потому что у меня сложилось впечатление, что многие до сих пор не понимают, за что её наказали. Очень мягко, к слову, — я бросил на него взгляд, от которого он попятился. — Правда, в пьесе должна быть другая концовка. Точнее, такая же, но не растянутая по времени так надолго. Ну, не знаю… Парень, вольный хлебопашец, влюбился без памяти в крепостную девушку. И уже собрал необходимые деньги, чтобы её выкупить, но тут взгляд безумной барыни упал на его зазнобу. Через череду приключений парень попал к царице, та выслушала его, и очень честный и справедливый следователь Тайной канцелярии поехал выяснять подробности. В пьесе должно быть много драк. Верные боевые холопы барыни перекроют дорогу, и наши герои не смогут сразу проехать в поместье. Да, следователь обязательно должен быть мастером клинка, — я задумался, а потом продолжил под взглядами выпученных глаз Раевского и Шереметева. Даже Сперанский слушал меня, приоткрыв рот. — В общем, они успели вовремя. Барыню арестовали и сослали в Сибирь, несмотря на титулы, а парень с девушкой поженились.
— А следователь? — внезапно с азартом спросил Раевский.
— Его наградили, как без этого? — я усмехнулся. — Прямо из рук царицы награду получил. Да ещё по дороге встретил очаровательную особу, дочь соседа той барыни. Или это уже будет перебор? — все трое медленно покачали головами. — В общем, посыл понятен? Справедливость восстановлена, причём не Емелькой-разбойником, а официальными властями.
— Это… — Шереметев запнулся. — Это будет очень странная пьеса, — наконец произнёс он. — Я сомневаюсь, что она будет пользоваться успехом.
— Будет, даже не сомневайтесь, — и я жёстко усмехнулся. — О ней начнут говорить во всех салонах до премьеры. О ней напишут все газеты, и будет даже парочка восторженных статей и парочка разгромных. Я вас уверяю, уже очень скоро все будут думать, что так оно и было на самом деле, даже те, кто непосредственно занимался дознанием и видел всё собственными глазами. Главное отметить, что пьеса поставлена по событиям, произошедшим в недалёком прошлом.
— И я даже догадываюсь, зачем это вам нужно, — задумчиво проговорил Сперанский. — Но более изысканной публике подобное зрелище может показаться несколько грубоватым…
— Значит, они пойдут на спектакль инкогнито. Они пойдут, Миша, даже не сомневайся. Только вот дело в том, что эта пьеса будет написана не для них.
— А для кого? — Сперанский нахмурился, а потом его лоб разгладился. — Я понял, ваше величество. Разрешите мне найти драматурга, который возьмётся и воплотит сей замысел в жизнь?
— Разрешаю, — я снова посмотрел на Шереметева. — Ну что, Николай Петрович, договорились?
— Я, в отличие от Михаила Михайловича, не знаю, зачем вам это понадобилось, ваше величество. Тем более, что я до сих пор уверен в полном провале этого спектакля. Но считаю, что это не столь уж и высокая цена за признание моего брака, — и Шереметев поклонился. На его лице проступило облегчение, словно он до конца не
В это время антракт закончился. Вернулась Лиза, Ростопчин проскользнул на своё место, чинно сложив руки на коленях.
— Здесь всё чудесно устроено, Николай Петрович, — Лиза благосклонно улыбнулась Шереметеву.
— Я счастлив, что вашему величеству понравилось, — прошептал Шереметев, и наши взгляды устремились на сцену.
Но проникнуться и оценить игру Гранатовой мне так и не удалось, потому что в ложу проскользнул Макаров. Судя по тому, что никто в ложу не ломился ни во время антракта, ни сейчас, Зимину удалось избавить меня на сегодня от Эдувиля.
— Что-то случилось? — шёпотом спросил я у Макарова. Он кивнул и протянул мне письмо. Я пробежался по нему глазами и снова зашептал: — Это что, не могло потерпеть до завтра?
— Нет, ваше величество. Нужно решить, что делать с Куракиным прямо сейчас, — также тихо ответил Макаров.
— Чёрт! Я повернулся к жене: — Мне нужно ненадолго отлучиться.
— Да, конечно, — в её взгляде, брошенном на Макарова, промелькнула тревога.
Я встал и быстро вышел из ложи в коридор. Аванложи здесь не было. Более того, здесь даже двери не было, только тяжёлые шторы. Но Зимину сообщили заранее, куда мы сегодня направляемся, и он сумел организовать охрану. Например, в двух соседних ложах сидели он сам и Бобров, зрители в эти ложи не допускались. Вот в одну из этих лож мы и вошли с Макаровым.
— Юра, оставь нас ненадолго, — тихо приказал я.
Бобров, вскочивший, когда мы зашли, коротко поклонился и вышел. Театр построен по всем правилам, так что, если мы будем говорить тихо, нас никто не услышит.
— Зачем вы меня так срочно выдернули с представления? Неужели из-за письма Колычёва? Степан Алексеевич уже три раза мне писал с просьбой об отставке. До завтра это вполне могло подождать, — прошипел я, глядя в упор на Макарова.
— Степан Алексеевич упомянул в письме, что Талейран хочет видеть на его месте Куракина, — вздохнув, ответил Макаров. — Собственно, он поэтому это послание мне адресовал. Думал, что я похлопочу перед вами за его отставку. Не хочет Степан Алексеевич быть послом в Париже. Слишком сложно ему даются каждые даже самые незначительные шаги.
— Александр Семёнович, объясните ради всего святого, зачем вам срочно понадобилось мне всё это рассказывать? Я знаю, что с Францией всё очень непросто. Не нужно мне головной боли добавлять, — я поморщился.
— Проблема в князе Куракине, ваше величество, — Макаров посмотрел на письмо, и на его лице заиграли желваки. — Он гроссмейстер масонской ложи, и через час должен состояться его арест здесь, в Московском доме. Вот поэтому я и решился вас побеспокоить. Если ваше величество решит подыграть старому лису и пошлёт к нему князя, то любые намёки на то, что Куракина арестовывали, крайне нежелательны.
— Вот чёрт! — я вскочил и отошёл за тяжёлую штору, чтобы не привлекать внимание к своей персоне. И так многие зрители больше на нашу ложу смотрели, чем на сцену. — Почему Талейран хочет иметь дело именно с князем Куракиным? — наконец спросил я, поднимая взгляд на Макарова.
— Министр иностранных дел французского консулата любит жить на широкую ногу. Об этой его маленькой особенности уже и Бонапарт знает, но предпочитает пока закрывать глаза. Однажды Талейрану припомнят всё, но пока вот так, — и Макаров развёл руками. — А Куракин может ему помочь обеспечить вполне безбедную жизнь. И с князем Куракиным можно о чём-то договориться, в отличие от того же Моркова, к примеру. Это кроме того, что подарки от этого русского посла будут отличаться особой щедростью.