Александр. Том 3
Шрифт:
– У всех бывают плохие дни, ваше величество, – пробормотал он, дерзко вскинув голову и прямо глядя на Александра.
– Да, верно, – император усмехнулся. – Тем важнее найти в себе силы и не сделать этот плохой день длиною в жизнь. Я редко в последнее время ошибаюсь, но в данном случае я рад, что всё-таки ошибся. Не подведите меня, Леонид Иванович.
– Я буду очень сильно стараться, ваше величество, – Лёнька сглотнул.
– Ну и отлично, – Александр протянул руку и похлопал его по плечу. – Полагаю, это не последняя наша встреча. А сейчас веселитесь, Леонид Иванович.
***
Вчера во время утреннего доклада Макаров сообщил мне о том, что как минимум один марвихер готов принести пользу Родине на службе у Александра Семёновича.
– Ваше величество, завтра у Елизаветы Александровны Демидовой в салоне состоится званый вечер. Хорошо бы на этот вечер отправить Крюкова. У меня сложилось впечатление, что наш Лёнька вполне готов войти в высшее общество. Ну а мы посмотрим, на что он способен.
– Какое вы ему дали задание, Александр Семёнович? – поинтересовался я, крутя в руках письмо от князя Куракина. Сперанский принёс его мне, несмотря на то, что Макаров не так давно зашёл в кабинет. Значит, это письмо содержит в себе нечто очень важное. По крайней мере, по мнению Миши.
– Осмотреться, собрать сплетни, пофлиртовать, – Макаров бросил быстрый взгляд на письмо. – Ничего такого, чего наш Лёнька не делал, когда в Берлине промышлял. Правда, его тогда больше не сплетни интересовали, а драгоценности на дамах, так что, возможно, мы ему даже упростили задачу.
– Я попрошу Павла Строганова передать ему приглашение, – я продолжал вертеть в руках письмо.
– Вы просто чудовищно упрощаете ему задачу, ваше величество, – усмехнулся Макаров. – Но с другой стороны, будет интересно понаблюдать, как он справится с этим.
– Он так и будет изображать графа? – я вскрыл конверт. Макаров очень сильно пытался скрыть заинтересованность, но ему не удалось этого сделать.
– Нет, разумеется. Просто потомственного дворянина, кем он и так стал бы, если бы его отец оказался чуть сильнее, – Макаров не сводил взгляда с бумаги в моей руке. Он тоже понимал, что письмо очень важное, по какой-то другой причине Сперанский не стал бы нам мешать.
Я же тем временем прочитал, что пишет Куракин и задумчиво посмотрел на Макарова, а потом протянул ему письмо. Александр Семёнович схватил лист и углубился в чтение. Закончив, он очень аккуратно положил его на стол и даже разгладил пальцами.
– Что скажете, Александр Семёнович? – спросил я его. Макаров задумчиво смотрел на письмо и не спешил отвечать. Наконец, спустя минуту, он заговорил.
– Ну что же, не зря мы Александра Борисовича в Париж отправили. И вот, кстати, ответ на то, как именно французы отреагировали на известие об аресте принца Уэльского. Я только одного не понимаю, что это нам даёт?
– Пока ничего, – я провёл пальцами по губам. – Кроме одного. Получается, что д, Этувиля вовремя не оповещают о настолько важных делах. И у меня только один вопрос. А собственно, почему?
– У меня нет ответа на этот вопрос, ваше величество, – Макаров покачал головой, а потом
– Нет, – я пожал плечами. – Что их может смущать в империи? Это же Франция становится империей, а не её включают в состав другой. И сейчас я могу с уверенностью сказать, Наполеон пока не знает, что хочет сделать в отношении России. А когда определится, то сменит посла.
– Мне нужно возвращаться в Петербург, ваше величество, – хмуро сказал Макаров.
– Да, Александр Семёнович, – я снова провёл пальцами по губам. – По правде говоря, это давно уже нужно было сделать. Передашь своему Климу Щедрову, что, начиная с завтрашнего дня, он вместе с Ростопчиным Фёдором Васильевичем будут делать мне ежедневный доклад.
– Слушаюсь, ваше величество, – Макаров встал и поклонился. – Разрешите идти собираться?
– Идите. Да, Александр Семёнович, если Горголи закончил здесь дела, то поедете вместе. И я отправлю с вами Сперанского. Будет с Иваном Саввичем приказ о Пожарной службе составлять и на месте, в столице его реализовывать.
Макаров задержался у двери. Уже взявшись за ручку, он повернулся ко мне.
– Война с Францией будет, ваше величество? – спросил он, пристально глядя на меня.
– Да, – я не стал скрывать уже почти очевидное. – Скорее всего, да. Наполеон не просто так решился назваться императором. Чтобы быть императором, нужно править империей. Он не остановится. Только не на полпути. И нам нужно из кожи вон вылезти, но провести её на своих условиях.
– Тогда я прослежу, чтобы Лёнька подтянул свой французский. Он-то больше по Пруссии специалистом был, – и Макаров усмехнулся.
– Думаю, что нужно и капитану Гольдбергу подтянуть свой французский. Я понимаю, он привык к Лондону, но уверен, Ивану Савельевичу понравится Париж, – сказал я, глядя на шефа Службы Безопасности. Макаров снова внимательно на меня посмотрел, а потом склонил голову в знак согласия, после чего вышел из кабинета.
Я же несколько минут смотрел в пустоту, а затем встрепенулся и вышел в приёмную. Там за двумя столами сидели Сперанский и Скворцов, раскладывая бумаги на стопки по только им ведомому принципу.
– Миша, напиши ответ князю Куракину. Пускай он срежет две пуговицы со своего самого скромного камзола и подарит их Талейрану. Заодно пусть узнает, что Наполеон хочет сделать с Луизианой, – быстро сказал я.
– Это как-то связано с письмом князя? – осторожно спросил Михаил.
– Не как-то, а напрямую, – я сунул руку в карман и дотронулся до табакерки. Почему никак не могу её выложить? Сам не понимаю, но эта проклятая табакерка кочует из кармана в карман с завидной регулярностью. У меня часто складывается впечатление, что я скорее рейтузы не надену, но табакерку, которой убили Павла, обязательно суну в карман мундира. – Наполеон станет императором. Он будет стремиться расширить границы империи. А на это нужны будут деньги. А Луизиана Франции не очень-то и нужна. Это только вопрос времени, кому они её продадут, и князь Куракин должен быть первым в списке желающих.