Александра Федоровна. Последняя русская императрица
Шрифт:
Он уже устал от бесконечной борьбы со своими коллегами и все больше убеждался в том, что несмотря на все его усердие, императорская чета не встанет на его защиту, напротив, царь под влиянием царицы уже стал проявлять определенную враждебность против него, Столыпина, и от всего этого он все чаше впадал в уныние. Он искал, правда, напрасно, кто это оказал ему медвежью услугу перед царем, хотя он напряженно работал, работал изо дня в день, и ему становилось все тяжелее, хотя и положительные результаты были налицо.
В такой вот напряженной обстановке сомнений, выражаемых как самим премьером, так и государем с государыней, проходило это
В конце августа императорская чета и весь двор с большой помпой отправились в Киев на открытие там памятника императору Александру II. Столыпин сопровождал Николая II. Обстановка тем временем накалялась: активизировались различного рода революционеры, против которых он не прекращал ожесточенной борьбы, волновались различные партии; одни видели в нем надежду капиталистического общества на процветание страны, другие сурово осуждали его за крутые репрессии за мошенничество, взяточничество, злоупотребления властью.
Первого сентября, во время вечернего спектакля в Киевском оперном театре, во время антракта, к сидевшему в первом ряду, перед оркестровой ямой, Столыпину подошел какой-то молодой человек в черном смокинге, и, вытащив из кармана револьвер, дважды выстрелил в премьера.
Через несколько дней он умер от полученных ран. Стало известно, что его убийцей оказался эсер-террорист Дмитрий Богров, который действовал от имени своей революционной группы, вынесшей премьеру смертный приговор.
В это время было много разговоров по поводу «черной» неблагодарности Александры и Николая. Члены правительства, высшие церковные иерархи подвергались резкой критике в печати за их «холодное равнодушие» к убийству премьера.
Но все это не соответствовало действительности. Несмотря на требования секретных служб как можно скорее выехать из Киева, царь продолжил свое пребывание в этом святом городе. 3 сентября он приехал в больницу к несчастному пострадавшему, где врачи делали все, чтобы его спасти. Но жена Столыпина не пустила царя к нему, в палату мужа. 6 сентября Николай возглавил панихиду по усопшему.
Сразу после убийства, еще ночью, на место Столыпина был назначен новый премьер — Коковцов, который мудро предотвратил еще одно несчастье: убийца Богров был по национальности евреем, и православное население Киева готовило свою месть — еврейский погром. Предвидя это, Коковцов действовал быстро и решительно, — в город были вызваны дополнительно три полка солдат, которые должны были принять меры, если начнутся беспорядки. Царская семья следовала составленной для нее программе: после короткого пребывания в Киеве императорская чета и вся свита выехали в Крым, чтобы отдохнуть несколько недель в своем Ливадийском дворце.
* * *
Золотая осень предоставляла обитателям Ливадийского дворца прекрасную возможность как следует отдохнуть. В начале октября туда приехал и новый председатель Совета министров В. Коковцов. Александра в это время страдала от ишиаса и могла стоять не более нескольких минут.
Ей хотелось поговорить с премьером.
Несомненно, ей нужно было прояснить свою позицию по отношению к несчастному Столыпину, которому, как полагали, она стала врагом из-за удаления из столицы по его приказу Распутина. Она говорила премьер-министру:
— Поверьте мне, никак нельзя обижать тех, кого уже нет с нами. Я твердо убеждена, что каждый человек должен заниматься своим делом, тем, что поручила ему его Судьба;
Не следует продолжать его политику. У вас должна быть своя, собственная. Все эти различные партии, которые грызутся между собой, ничто перед могуществом царя. Так что целиком доверяйте ему. Столыпин умер, вы заняли его место. Вы должны служить России, а не низменным устремлениям нашего окружения.
Александра знала, что, испытывая такую ненависть к этому монаху-бродяге, ее враги преследуют ее саму, лишая ее той мистической поддержки, на которую она так полагалась.
Объявленная царским Манифестом свобода прессы, отмена цензуры позволяли газетам публиковать самые отвратительные и самые неправдоподобные статьи о разнузданном поведении Распутина и о его интимных связях с домом царицы.
Ежедневная газета «Голос Москвы» даже осмелилась опубликовать апокрифические письма царицы, — эти письма были целиком сфабрикованы монахом Илиодором, и они, конечно, вызывали весьма достойные сожаления злобные комментарии. Царь был вынужден вмешаться в это дело и запретил прессе даже упоминать имя Распутина. Но хозяева крупных газет, любители шантажа с помощью прессы, только посмеивались над таким запретом. Они без звука платили большие штрафы за неисполнение царского указа, и поток клеветы и лжи вновь стал заливать страницы периодических изданий, который обеспечивал им солидный коммерческий успех.
…Тем временем друзья Распутина и еще больше его враги, возносили его до небес, говорили о его неоспоримом громадном влиянии, оказываемом им на императорскую чету. Болезнь маленького Алексея, болезнь настоящая, не вымышленная, стала главным сюжетом этой трагедии. Можно еще раз повториться. Вполне понятно, что напуганная слабостью здоровья сына мать выражала всю свою благодарность этому одному человеку, который спасал мальчика от смерти и обещал ей в скором времени полное его выздоровление. Поэтому она верила ему и хранила ему верность, как своему большому другу.
Вся драма как самой Александры, так и всех последних лет царствования Николая, проистекала из страстной борьбы матери, которая противостояла смерти, угрожавшей ее ребенку, прежде всего, потому что она его любила искренней материнской любовью, чего не могли отрицать даже самые злостные ее хулители, и еще потому, что он для нее был символом продолжения династии, которая, как она была уверена, была нужна святой России, нужна, как никогда прежде, для поддерживания ее высокого престижа и репутации.
Александра с таким громадным уважением, с таким повиновением относилась к священным основам религии, что ничто и никто на свете не смог бы поколебать ее в суждениях по этим вопросам.
Верила ли она на самом деле в чистоту помыслов Распутина? Те кто всегда считали ее женщиной недалекой, старались доказать, что этот хитроумный монах-авантюрист мог запросто выдавать себя перед ней за святого человека.
Однако это не столь убедительно. Стыдливое целомудрие Александры, стыдливое целомудрие, которое будет сопутствовать до последнего дыхания этой великомученицы, заставляло её, несомненно, закрывать глаза на те безумные плотские утехи на стороне «старца», в которых все его обвиняли.