Александра Коллонтай — дипломат и куртизанка
Шрифт:
Шестого января рабочие решили: «Идём к царю». Седьмого-восьмого готовились. Правительство металось в смятении. Сам царь с семьёй уехал в Царское Село.
Солнечным было девятое января. Солнечным и морозным. Со всех концов Петербурга нескончаемыми вереницами тянулась городская беднота к царскому дворцу. В эту трагическую минуту Александра была с рабочими.
Народ столпился у дворца и ждал. Ждал терпеливо час, второй: не выйдет ли царь? Кто примет петицию — петицию рабочих к царю?
Но царь не вышел. В ответ
— Что это? — спросила молодая работница, стоявшая возле Александры.
— Это сигнал для войска, чтобы лучше равнялись, — успокоил кто-то в толпе.
И снова ждали напряжённо, со смутной тревогой.
Новый сигнал. Чуть шевельнулись войска. А толпа улыбалась. Безоружная толпа переминалась от холода с ноги на ногу и чего-то ждала. Третий сигнал, и за ним... Непривычный раскат. Стреляют?
— Пустяки... — чей-то голос, — холостыми зарядами.
А рядом падают люди. «А нет же, не бойтесь, это случайность», — не верит народ. Но жандармы уже пускают лошадей галопом в атаку. В атаку на народ.
После январских событий революционная работа закипела с новой энергией и силой. Александра участвует в издании нелегальной газеты «Петербургская рабочая неделя», работает казначеем Петербургского комитета РСДРП, содействует объединению действий русской и финской социал-демократии.
На свидания с сыном времени не хватало. Счастье, что жила она теперь вместе с Зоей Шадурской. Они сняли квартиру на Фурштадтской, неподалёку от Стасовых. С Зоей было легко не только потому, что их связывали воспоминания детства и интерес к литературе и искусству. Зоя была своим человеком, партийкой. Без Зои Александра не справилась бы со своими делами: листовками, выступлениями, статьями. Милая, тихая, обожающая подругу, Зоя мужественно приняла на себя все бытовые хлопоты.
— Зоенька, милая ты моя! — говорила Шура, переполненная благодарностью к подруге. — Пропала бы я без тебя. Бегать бы мне целые дни голодной.
— Шуринька, я освобождаю тебе время для главного. Ты революции нужнее, чем я. Значит, помогая тебе, я служу революции.
Что-то сходное было в судьбах подруг. Обе из богатых дворянских семей. Обе отказались от благ лёгкой, бездумной жизни и пошли в революцию. Обе красивы, только Зоя чуть флегматична и немного склонна к полноте. И у каждой — сестра актриса. У Шуры — всемирно известная Евгения Мравина, у Зои — молодая, уже привлекающая внимание критиков драматическая актриса Вера Юренева.
Ночью в постели, разделённые тумбочкой и нешироким проходом между двумя кроватями, подруги заводят разговор о самом сокровенном.
— Так с кем ты теперь, Шуринька? — спрашивает Зоя.
— По душе мне ближе большевики с их бескомпромиссностью и революционностью настроения, но мои чувства к Плеханову не позволяют мне
В июне 1906 года Александре было поручено передать вернувшемуся из эмиграции Ленину секретное письмо от Плеханова.
В конспиративную квартиру, где помещалась редакция нелегальной большевистской газеты «Вперёд», она вошла со двора, через кухню, и очутилась в большой комнате с двумя столами, заваленными бумагами. Ленин стоял в узком проходе между столами, держа руки в карманах брюк, и вполголоса разговаривал с Троцким. Едва Александра переступила порог, Ленин умолк и вопросительно посмотрел на неё:
— Товарищ Коллонтай? Вы к кому?
Она сказала, что принесла письмо, сейчас вынет его.
— Нет ли у вас ножичка или ножниц? Мне надо вспороть подкладку муфты.
— Попросите, пожалуйста, у товарища Крупской. — Ленин указал на дверь в соседнюю комнату.
Александра толкнула дверь и вошла в комнату, меньшую, чем та, где находился Ленин. Её встретила невысокая женщина с озабоченными глазами и закрученной узлом на затылке косой. Александре показалось, что три года назад в Брюсселе Крупская была в этой же светлой блузе и чёрной юбке.
Крупская достала ножницы, помогла Александре вынуть письмо из подкладки муфты и, извинившись, вышла.
Через несколько минут Крупская вернулась вместе с Лениным. Александра невольно приподнялась со стула.
— Что вы, что вы, товарищ Коллонтай! Сидите, пожалуйста, — остановил её Ленин. — Пришлось понервничать, пока доставили письмецо?
Александра видела, как Ленин внимательно рассматривает её.
Он прищурил левый глаз — близорукий, а дальнозорким правым, широко открытым, смотрел через растопыренные пальцы. У Ленина непроизвольно возникал этот жест: он корректировал таким образом своё зрение. На Александру он смотрел одобрительно: правильно, что оделась барынькой, за такой не увяжется шпик.
— А записочку вы нам доставили архиважную, — сказал, улыбаясь, Ленин. — Кстати, как здоровье Георгия Валентиновича?
Не ожидая такого вопроса, Александра зарделась.
Видя её смущение, Ленин решил сменить тему:
— А вы, однако, в чём же несли письмо, товарищ Коллонтай?
— В муфте, за подкладкой.
— Скажите пожалуйста, в муфте! — Но хвалить вслух не стал. Напротив, предостерёг: — А впредь не носите писем. Даже в муфте. Гхм... в муфте. — Лицо его осветилось улыбкой. — Запомните, товарищ Коллонтай: если уж так необходимо передать письмо, то лучше, чтоб оно было написано на очень тонкой бумаге. Чтоб было нетрудно его проглотить в случае необходимости. Да что я учу вас! Признайтесь, наверное, частенько глотали в школе шпаргалки? — И всё так же доброжелательно улыбаясь, отпустил Александру.