Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница
Шрифт:
Гицэ нравились эти неожиданные посещения, зато Ану мучили тяжелые мысли, всегда приходившие ей в голову при виде Ликэ и как-то сразу старившие ее.
В тот раз после отъезда Ликэ она спросила мужа, что случилось, и услышала в ответ: «Ровно ничего, да и что может случиться? Ликэ — свой человек». Ана тогда прекратила разговор, но раз от разу становилась все молчаливее. Лишь по временам украдкой смотрела на Ликэ, повторяя про себя: «Человек этот, должно быть, злой и опасный».
Время шло, и она чувствовала себя все более одинокой. Подружившись с Ликэ, Гицэ словно отдалился от нее. Казалось, он что-то скрывал и избегал оставаться наедине
— Гицэ, что у тебя с этим человеком? — спросила однажды Ана, дождавшись отъезда Ликэ.
— У меня? — пробормотал он почти испуганно. — Что может у меня с ним быть? Ничего. То же, что и со всеми. Приезжает, разговаривает, ест, пьет и платит.
Ана долгим взглядом посмотрела в лицо мужа.
— Но обычно он платит больше, чем полагается, — заметила она сухо.
— Таковы уж богатые люди.
— Гицэ! — проговорила Ана спокойно. — Я не ребенок. Ты — мужчина и сам знаешь что делаешь. Я только спрашиваю, а вовсе не хочу допытываться. Тебе лучше знать: есть у тебя что мне сказать или нет; но, говорю тебе, сердце не позволяет мне умолчать об этом: Ликэ — человек злой и опасный. Я вижу это по его глазам, по усмешке, а чаще всего по взгляду, который появляется у него в те минуты, когда он кусает усы. Гицэ, человек этот не знает удержу, и с ним не следует сближаться.
— Я вовсе и не делаю этого, — вздохнул Гицэ.
— Ну, ладно, — согласилась она. — Дело твое, но не говори потом, что я тебя не предупреждала.
Гицэ очень хотелось быть откровенным с Аной, но ему трудно было это сделать, так как он сам утверждал, что у него с Ликэ нет никаких особых дел. Тем не менее он решил обязательно потолковать с женой в другой раз.
Да и что, по совести, он мог сказать ей теперь? Все происшедшее как будто окончательно забылось. Может, для Аны даже лучше ничего не знать об этом. Правда, Гицэ постоянно осматривал уши свиней, которых гнали мимо, и нередко находил на них клейма Ликэ, но тот приезжал и уезжал, ни о чем не спрашивая. Гицэ оставалось лишь запоминать и помалкивать. Ликэ тоже молчал и ничего от него не требовал. Вместе с тем от Сэмэдэу, казалось, ничего не ускользало из того, что происходило на Счастливой мельнице, и это иной раз поражало корчмаря.
Особенно велико было удивление Гицэ, когда Ликэ прислал ему шесть свиней, на четырех из которых не оказалось ни одной из нанизанных на проволоку меток. Гицэ боролся с собой, но в конце концов взял свиней, не желая портить отношений с Ликэ. Ане же он не сказал об этом ни слова, опасаясь протестов с ее стороны. С этого дня Гицэ по-настоящему стал избегать жены, а она старалась не раздражать его.
Наступила осень, иней покрыл землю, а ветер срывал листья с деревьев и опустошал леса.
С приходом осени дорога на Счастливую мельницу была постоянно полна проезжими. Корчма не пустовала даже по воскресным дням. Осенью самые лучшие ярмарки, осенью человеку есть что продать. Да и у торговцев дела идут хорошо. У Гицэ они тоже шли лучше, чем летом, и едва ли выдавался хоть часок в неделю, когда он оставался в корчме без посетителей. И чем ближе подходил день святого Димитрия, тем больше сновало народа по дороге к Счастливой мельнице.
Как-то раз, в понедельник, когда у корчмы стояло пять телег, а под навесом сидело человек семь, заехал сюда и Ликэ вместе с Бузэ Руптэ [155] , Сэилэ Боарул и Рэуцем. С последним он расставался только в редких
Ликэ никогда не останавливался ни под навесом, ни в корчме. Он облюбовал для себя боковую комнату, где стояло несколько соломенных стульев, большой стол и две кровати, предназначенные для публики почище, которой случалось заночевать на Счастливой мельнице. Днем в этой комнате обычно находился сам корчмарь с женой и детьми, спал же он в другой комнате, вход в которую был через кухню и окна смотрели в сторону холмов. В комнате, где он коротал время днем, окна выходили на дорогу, и, сидя за столом, можно было видеть и корчму, и дорогу, и площадку перед корчмой.
155
Бузэ Руптэ— рваная губа (рум.).
Однако на этот раз Ликэ не сразу отправился в эту комнату. Он задержался под навесом и завязал разговор с приезжими, расспрашивая каждого, откуда он, куда и по какому делу едет.
Поговорив с ними, он отвел Гицэ в сторону и негромко спросил:
— Когда приедет за платой арендатор?
— Арендатор? — так же тихо переспросил Гицэ. — Я сам думал к нему поехать.
— Ну да, арендатор, — повторил Ликэ. — Незачем тебе к нему ездить. Пусть он заявится сюда. Мне надо потолковать с ним.
— Ну что же. Известить тебя о дне его приезда?
— Не надо. Моя забота. Узнаю без тебя.
Хотя они говорили достаточно тихо и Ликэ, казалось, особенно был озабочен тем, чтобы их разговор сохранился в тайне, все же слова «арендатор» и «моя забота» он произнес настолько громко, что их могли слышать сидевшие под навесом люди. Он оглянулся с испуганным видом и прибавил:
— Пойдем-ка в дом.
Войдя в комнату, Ликэ швырнул кнут на стол в знак того, что хочет повеселиться как следует.
У него раньше произошла ссора с Бузэ Руптэ и Сэилэ Боарул, и теперь, когда Рэуц помирил их, он хотел выпить вместе с ними. Об арендаторе Ликэ не проронил больше ни слова.
Немного погодя в корчму пришли трое цыган со скрипкой, кларнетом и цимбалами. Ликэ усадил их на скамью и приказал играть и петь.
Не успели раздаться первые звуки, как у дверей начали собираться люди. Пришла послушать и Ана со старухой и детьми. Не частый ведь случай, что на Счастливой мельнице сразу собралось трое цыган-музыкантов.
Вскоре Ликэ захотелось плясать. Подхватив Бузэ Руптэ, он выскочил из корчмы и с таким неистовством закружился с ним, что длинные пряди его волос взлетали кверху.
Но, что тут говорить, танец без женщины теряет всякий смысл. С тех пор как Ликэ стал бывать на Счастливой мельнице, он не обменялся с Аной и десятью словами. Теперь, подойдя к ней, он схватил ее за руку и проговорил:
— Пойдем спляшем разок. Хоть сможешь потом сказать, что танцевала по-настоящему.
Ана отпрянула в сторону, но он обхватил ее обеими руками.
— Мне совсем не хочется танцевать, — решительно сказала она, осторожно освобождаясь из его объятий.
— Захочется!
— И не только этого! — добавил Бузэ Руптэ, подмигивая.
— Нет, не хочу я!.. — холодно упорствовала Ана, отступая назад.
Ликэ, раздосадованный, отошел.
— Ну и везет же мне, — вмешался Гицэ, стараясь обратить все в шутку. — До чего пугливой стала моя жена. Иди, иди потанцуй, твоей красоты от этого не убудет!