Александрийская поэзия

Грабарь-Пассек Мария Евгеньевна

Гневалась страшно на жен, что чад зачинали от Зевса,

Но страшней на Лето: суждено той было единой

Сына родить, что будет отцу любезней Ареса.

На дозорных она высотах пребывала в эфире,

60Так ярясь, что и молвить нельзя, и Лето заграждая,

Мукой язвимой, стези; меж тем к земле крепкозданной

Двух приставила стражей она. Озирая прилежно

Весь материк, на вершине воссел фракийского Гема

Бурный Арес, облеченный в доспех;

к дороге готовы,

65Кони ждали его в седьмидомном Бореевом гроте.

Но крутосклонные все острова поручены были

Дщери Фавмантовой рвенью, на выси взлетевшей

Миманта. 209Оба они дожидались, к какому граду направит

Путь свой Лето, и, грозя, ее принять возбраняли.

70В страхе бежала Аркадия вся, бежала святая

Авги гора, Парфении, и вспять Феней обратился, 210

Вся бежала Пелопа земля, что простерлась до Истма,

Кроме Аргоса лишь с Эгиалом; туда не ступали

Ноги Лето, затем что над Инахом 211Гера владычит.

70Тем же страхом гонима, бежала Аония; следом

Дирка со Строфией купно спешили; на них опирался

Чернокремнистый отец Йемен; 212но медлительным ходом

Тек, отставая от них, Асоп, 213что перуном расслаблен.

80Мелия, нимфа тех мест, плясунья, думать забыла

О хороводах, и бледность покрыла робкой ланиты,

Ибо страшилась она за дуб соприродный, увиден.

Как сотряслась Геликонова грива. О Музы, откройте,

Правда ль, что с деревом вместе на свет рождаются нимфы?

Нимфы ликуют, когда от дождей кудрявится древо;

85Нимфы тоскуют, когда опадают листья у древа…

Гневом вспыхнул меж тем во чреве еще материнском

Царь Аполлон и Фивам прорек ужасное слово:

«Фивы, к чему искушать вы свою хотите судьбину?

Не принуждайте меня, о злосчастные! — ныне пророчить.

90Нет ведь еще и в Пифо у меня треножных седалищ.

Змей великий еще не сражен; пресмыкаясь, ползет он.

Страшной украшен брадой, свой путь зачиная от Плейста,

В девять обвивши колец Парнаса снежные выси…

Все же слово скажу, верней, чем вещанье от лавра:

95Что ж, бегите скорей! Нагоню я вас, омывая

Стрелы в крови; вы детей жены преступноречивой 214

Пестовать будете — но не меня! Вам меня не лелеять,

Ни Киферону вовек; я, чистый, вверюсь лишь чистым!»

Так

он сказал; и снова Лето в блужданья пустилась.

100Но когда отвергли приход сей гостьи все грады

Края Ахейского, как и Голика, град Посейдонов, 215

И Ойкиада, приют Дексамена, 216сельская Бура, —

Путь обратила она к Фессалии. Кинулись в бегство

И Анавр и Лариса, а с ними Хироновы горы,

105И Пенея поток, по Темпейскому долу бегущий.

Все же в груди у тебя, о Гера! жестокое сердце

Не умягчалось нисколь, когда Лето воздымала

Обе в моленье руки, понапрасну речи вещая:

«О фессалийские нимфы, о дщери потока! Просите

110Все вы, касаясь брады родительской, да успокоит

Волны отец, чтобы Зевсовых чад в водах я родила.

Фтийский Пеней, для чего, отец, ты с ветрами споришь?

Не на ристалище мы, и нет коня под тобою.

Молви: всегда ль у тебя так ноги легки? Или только

115Из-за меня убыстрились они? Как будто крылами

Некто тебя наделил! Не внемлет! О мое бремя,

Где сложу я тебя? Нет в теле крепости больше!

Или помедли хоть ты, Пелион! Помедли, Филиры

Брачный чертог! Ведь нередко на высях твоих и на склонах,

120Яростных чад породив, от мук разрешаются львицы».

Слезы лия, такою Пеней ответствовал речью:

«Власть велика у богини Неноли, Лето!

Не отвергнул я бы тебя, госпожа; и другие жены, родивши,

Знаю, в водах моих омывались. Но страшно грозит мне

125Гера! Ты только взгляни, какой боец на дозорных

Ныне высотах воссел; без труда он вконец изничтожит

Струи мои! На что ж я решусь? Пенея погибель

Даст ли радость тебе? Пускай свершится судьбина!

Ради тебя я постражду, Лето, хотя бы пришлось мне

130Вовсе иссякнуть, вконец умалиться, навеки погибнуть

И перед реками всеми лишиться славы и чести!

Так, я готов; что нужно еще? 3ови Илифию!»

Молвил, и мощный сдержал он поток; но Арес, воспылавши,

Выси Пангея 217решил до корней из почвы изринуть,

135В воздух поднять, на реку повергнуть и струи засыпать.

Загрохотал он с высот, и в щит ударил ужасным

Жалом копья — и бранные звоны окрест огласили

Оссу крутую и дол Краннона, отдавшихся эхом