Александровскiе кадеты. Смута
Шрифт:
— Прекрасное решение! — бросил Троцкий. — Думаю, что товарищу Шульц тоже не мешает с ними отправиться.
Сиверс внезапно переглянулся с Павлом Егоровым и Ионой Якиром.
— Товарищ Шульц более необходима здесь, в штабе.
— Вам виднее, — неожиданно легко согласился Троцкий. Поднял взгляд от карты, обвёл им краскомов штаба. Наступила неловкая тишина.
— Приказ — взять Зосимов. А потом все силы — вперёд. Удерживать город можно и небольшим отрядом.
— Прекрасное решение, — льстиво
— Приказы мне на подпись, — бросил товарищ нарком, вставая.
Ирина Ивановна Шульц быстро и ловко печатала на верном её «ундервуде». Рядом лежала целая пачка других бумаг, схожих видом, с напечатанным колонтитулом «Штаб Южного фронта», а чуть ниже и правее, красным цветом — «Совершенно секретно».
Закончила, резко выдернула документ из-под прижимных валиков, собрала бумаги в папку, чуть не бегом бросилась прочь из своего кабинета.
— Товарищ комфронта!..
— Готовы приказы? — тон Сиверса был холоден. Егоров с Якиром тоже глядели безо всякой приязни.
— Так точно, — Ирина Ивановна словно ничего не заметила. — Прошу, нужна ваша виза. И затем на подпись товарищу наркому.
Сиверс, против обыкновения, просмотрел каждый приказ из пачки очень внимательно, дал ознакомиться и Якиру с Егоровым.
— Всё правильно. Несите Льву Давидовичу.
Ирина Ивановна кивнула. Выходя, в дверях чуть не столкнулась с Бешановым, окинула его холодным взглядом — и Йоська, хоть и скрипнул зубами, но невольно посторонился.
— Вот, товарищ Троцкий. Приказы на завершение операции.
Тот кивнул.
— Давайте.
Перо его стремительно заскользило по бумаге. Один приказ, другой, третий…
— Виза командующего фронтом на всех документах имеется.
— Вижу, не слепой, — буркнул товарищ нарком.
Четвёртый, пятый, шестой, седьмой…
— Товарищ нарком!
Перо остановилось над восьмым документом.
— Что вам, товарищ Шульц?
— Считаю, что товарищ Сиверс отчего-то проникся ко мне недоверием.
— Это Рудольф-то? Вздор. Товарищ Сиверс хороший военный, но решать, кому тут доверять, буду я, а не он.
— И всё-таки…
— Говорю же, вздор!
Троцкий вернулся к подписываемой бумаге, но перо его прошлось по ней уже почти машинально.
— Вот, забирайте. И немедля в войска. Выполняйте.
— Есть выполнять, товарищ нарком!
Ирина Ивановна почти выбежала в коридор.
…Старались на ключах телеграфисты, поскакали и поехали курьеры. По незримым нервам Южфронта неслись новые приказы, чтобы заставить по-иному двигаться его руки и ноги — многочисленные полки и дивизии, растянутые сейчас от Воронежа до Днепра по дуге через Миллерово.
Ирина Ивановна, закончив передачу последнего распоряжения, медленно шла
Так, ровным и мерным шагом, она прошла к себе, передвинула чернильницу на столе, поправила карандаши в стаканчике. Тихонько вздохнула, расстегнула кобуру. Поколебалась, но потом взяла-таки карандаш, быстро набросала несколько фраз на листке, тщательно свернула, спрятала в дуло «люгера».
И — быстрой, упругой летящей походкой вышла в летний харьковский вечер.
Если бы Йоська Бешанов или Костя Нифонтов — оправься оный от ран — догадались бы отправиться за ней следом, из этого могло бы получиться немало интересного.
Но они не догадались.
— Всё, — хрипло сказал Две Мишени. — Последние.
Федор Солонов и остальные жадно глядели на россыпь винтовочных патронов на самом дне ящика. Россыпью, безо всякого порядка, не как положено — воистину, по сусекам скребли.
За последние сутки нажим красных усилился чрезвычайно. Им удалось зайти на западные окраины Зосимова; от восточных, где городок прикрывала река, противника удалось отбросить. Шальной снаряд угодил в колокольню. Другой пробил купол храма, да так и остался там, не разорвавшись.
Вчерашние кадеты, нынешние прапорщики смотрели на почти пустой ящик. Помощи не было. Подвоза не было. Тракт в северо-восточную сторону, к Воронежу, оставался свободен, однако оттуда никто не появлялся — только беженцы текли и текли прочь от израненного городка.
Красные пробовали обходы, натыкались на летучую команду Аристова, попадали в засады, оказывались окружены, но упрямо продолжали искать пути в тыл упрямых защитников Зосимова.
И, наверное, тут ещё можно было бы продержаться, если бы не кончились патроны.
— Крепость невозможно было удержать, как сказал Наполеону один из его маршалов, «по шестнадцати причинам», из коих первая — не было пороха, — мрачно пошутил Лев Бобровский.
— И остальные пятнадцать Потрясатель Европы уже не стал слушать, — закончил Петя Ниткин.
— Ребята… — осипло сказал вдруг Две Мишени. — Долго я вас учил, всему, что сам узнал и что выдумал. Что спасало меня и моих солдат в Туркестане и в Маньчжурии. А теперь просто говорю — надо продержаться. Совсем немного. Вы меня знаете.
— А что случится после этого «немного»? — Петя Ниткин поправил очки, речь его, как всегда, была донельзя правильна.
— Всё изменится, вот увидите. Надо только выстоять. Помощь идёт, я точно знаю.
Севка Воротников грустно потрогал пустую ленту своего нежно любимого «гочкиса».