Александровскiе кадеты. Смута
Шрифт:
— Так побег, значит, не должен удаться?
— А ты как думаешь?
— Ну, конечно, не должен! — выпалила Вера. — Они ж бунтовщики!.. Куда хуже тех же бомбистов!.. Бомбисты в худшем случае один эшелон семёновский подорвут — а эти всю Россию под откос пустят!..
Это были верные слов. Иных Вера бы сейчас сказать и не могла.
— А отчего же ты своим в Охранное отделение знать не дашь? — самым невинным тоном закинул наживку Фёдор. — Глядишь, они бы тебе и с ордером помогли! А потом оставшихся на свободе смутьянов бы переловили!..
— Д-да, — голос
— Ну вот! Их всех — в Сибирь, и никто тебя не тронет. Ты-то чиста!.. Рисковала ради них всем!..
— Да погоди, погоди, — кое-как отговаривалась Вера, — экий ты быстрый! Всё уже решил и всех по сибирям распихал…
— Я б их вообще… — мрачно сказал Федя. — Чтоб никто из них мою б сестру не пугал!
Вера слабо улыбнулась.
— Что б я без тебя делала, защитник…
И — словно закончила разговор.
А Фёдор Солонов пошёл думать. И спросить себя — а что бы сказал Илья Андреевич?
Да, вот что бы сказал?.. Сказал бы, что Вера просто притворяется, и никого в Охранном она знать не знает, а просто пытается усыпить его, Фёдора, подозрения. Играть сестра и впрямь может, а он, её брат… он бы и сам рад обмануться. Так хочется, чтобы Вера и впрямь не имела бы никакого отношения к смутьянам, а служила бы, как подобает Солоновым, России и Государю, верна присяге…
Ох, сомнения, сомнения, скребут на душе кошки, и даже котёнок Черномор, уж на что неразумный, а и то чует что-то, беспокоится, ходит кругом да около, мяучит… что-то будет? Вывезет ли кривая?..
[1] Н. А. Вельяминов, (*1855-†1920) — в нашей реальности хирург, лейб-медик, тайный советник (что соответствовало званию «генерал-лейтенант»), врач императора Александра Третьего, академик Императорской Военно-медицинской академии.
[2] Михаил Гаврилович Тартаковский (*1867-†1935) — в нашей реальности эпизоотолог, микробиолог и патологоанатом. В 1904 году опубликовал работу, где показал, что «выделяемое зелёной плесенью вещество подавляет возбудителя куриной холеры», то есть почти что открыл пенициллин. Был репрессирован и погиб в пересыльном лагере.
[3] Феофан Затворник (*1815-†1894) — русский богослов, знаменитый проповедник своего времени, епископ Тамбовский и Шацкий, затем Владимирский. С 1872 года — в затворе, в Вышенской пустыни Тамбовской епархии.
Взгляд назад 2
Миновала Родительская суббота, настало Сретенье. Январь уступил место февралю, Илья Андреевич Положинцев поправлялся медленно и трудно. Сперва боялись тронуть и лежал он в корпусной больничке, но затем с величайшими предосторожностями раненого перевезли в Военно-медицинскую. Физику стал преподавать штабс-капитан Шубников, но его кадеты не любили. Был он молод, нервен, цеплялся в классе ко всякой мелочи и однажды даже ухитрился поставить Пете Ниткину «шесть» вместо неизменных «двенадцати» — «за слабую дисциплину и пререкания со старшим по званию».
Петя после этого шёл, глядя на свой «Дневникъ усп?ваемости» глазами, полными слёз. Чтобы он ненароком не свалился с лестницы, Федору пришлось даже поддерживать друг под руку. Севка Воротников не преминул погыгыкать, однако Левка Бобровский на него прикрикнул — и Севка тотчас же прекратил.
Стрелявших
Корпус, однако, продолжал готовиться — наставал государев смотр. В Гатчино пришла тишина, но армейские и казачьи патрули так никуда и не исчезли.
Лиза Корабельникова исправно слала Федору письма в розоватых конвертиках, а Зина Рябчикова — Пете Ниткину в лимонных.
После Сретения настала пора Сырной седьмицы, Масленицы, и именно на ней, почти перед самым смотром, Федору Солонову пришло ещё одно письмо, с клеймом Военно-медицинской академии.
Илья Андреевич Положинцев писал неразборчиво и нетвёрдо, но, верно, не хотел никому диктовать.
' Дорогой ?едоръ, обстоятельства поистин? чрезвычайныя вынуждаютъ меня обратиться къ Вамъ. Я уже им?лъ случай уб?диться въ Вашей смекалк?, храбрости и ум?ніи держать слово.
Въ теченіи многихъ м?сяцевъ Вашъ покорный слуга пытался разобраться въ загадочныхъ явленіяхъ, им?вшихъ м?сто въ подвалахъ корпуса, равно какъ и въ иныхъ подземныхъ ходахъ Гатчины. Им?ю вс? основанія подозр?вать, что эти ходы используются инсургентами, злоумышляющими противъ мира и спокойствія, а также противъ самой особы Государя Императора. Не им?я строгихъ доказательствъ, а также принимая во вниманіе, какую т?нь даже слухи объ этомъ могутъ бросить на славное имя Александровского кадетскаго корпуса, я не рискнулъ обращаться съ этимъ въ Охранное отд?леніе. Но посл?дніе событія, увы, вынуждаютъ меня къ р?шительному д?йствію.
Какъ ни стремительно было совершенное на меня нападеніе, я сум?лъ разгляд?ть одного изъ нападавшихъ. Это былъ подростокъ, развитый для своихъ л?тъ; од?тъ въ полушубокъ и красный шарфъ. Курчавый, горбоносый. На переднемъ зуб? золотая коронка. Сейчасъ, лежа въ постели и им?я массу свободнаго времени, я, посл? н?которыхъ усилій, смогъ припомнить, что прим?рно подобнымъ образомъ Вы, ?едоръ, описывали своего недруга Іосифа Бешанова. Если это и въ самомъ д?л? онъ, то, скор?е всего, мы им?етъ д?ло съ акціей соціалъ-демократовъ, т?хъ самыхъ «эсъ-дековъ», съ коими им?ла несчастіе связаться Ваша сестра.
А это говоритъ о несомн?нной связи производящихъ разысканія въ нашихъ подземельяхъ и подвалахъ съ этимъ крайне опаснымъ крыломъ инсургентовъ.
Разум?ется, о своихъ подозр?ніяхъ въ отношеніи Бешанова я пов?далъ полиціи; однако, учитывая его крайнюю ловкость и удачливость, а также неуклюжесть нашихъ б?долагъ-жандармовъ, ув?ренъ, что отъ поимки онъ ускользнетъ. Это д?лаетъ крайне необходимымъ использованіе Вашей сестры для того, чтобы взять съ поличнымъ всю эту шайку. Попытайтесь еще разъ поговорить съ В?рой. Отв?тъ пошлите мн? не почтой, но черезъ надежныя руки: наприм?ръ, посредствомъ Вашего друга Петра Ниткина, чья семья им?етъ жительство въ столиц? и часто привозитъ его туда…'