Александровскiе кадеты

Перумов Ник

А потом кадет Солонов шагнул за порог, и эта новая жизнь началась уже по-всамделишному.

[1] Гвельфы и гибеллины — политико-военные партии в Италии XII–XIV веков. Гвельфы (название произошло от герцогов Вельфов, герцогов Баварии и Саксонии) боролись за ограничение власти императора Священной Римской империи в Италии и упрочение власти римских пап; гибеллины (название от одного из замков — Гаубелинг — принадлежавшего династии Штауфенов, южногерманских королей и императоров Священной Римской империи) поддерживали германского императора. Нет ничего удивительного,

что вчерашний военгимназист осведомлён о них — об этом, в частности, говорится в учебнике Д.И.Иловайского «Сокращенное руководство всеобщей и русской исторiи (курсъ младшаго возраста)» (Москва, 1869).

Глава 2.1

1-ое сентября 1908 года, Гатчино (продолжение)

За высоченными двустворчатыми дверьми открылся огромный светлый вестибюль в два этажа. Справа и слева от двойных дверей — дубовые конторки дежурных, и там сейчас стояли, улыбаясь в усы, пара отставных фельдфебелей, с крестами и медалями на груди. Стояли они, вытянувшись во фрунт и отдавая честь кадетам; подполковник Аристов козырнул в ответ, и, хотя он не отдавал мальчишкам никакой команды, все они невольно тоже подтянулись, как могли, «лихо» вскидывая ладони к фуражкам.

Прямо перед кадетами начиналась широкая мраморная лестница, самому Зимнему дворцу впору; она достигала протяжённой площадки первого этажа, разделяясь на два ведущих ещё выше марша, вправо и влево, к широким балконам второго яруса.

Посередине первой площадки, в простенке меж двух полуколонн и огромных расписных вазонов с настоящими пальмами висел высоченный портрет Государя. Его Императорское Величество Александр Третий Александрович строго смотрел поверх окладистой бороды; изображён он был не в парадном гвардейском мундире, а, напротив, в простой полевой форме туркестанских войск, опираясь на винтовку с примкнутым штыком.

Справа и слева от его портрета Фёдор увидел ещё несколько картин поменьше; подполковник Аристов легко взбежал по ступеням, остановился возле вазы с пальмою.

— Прошу внимания, господа, — он улыбался, но взгляд оставался серьёзен. — Мы салютуем Его Величеству, как и знамени корпуса. Здесь, на этой площадке, вам надлежит перейти на строевой шаг и отдать честь в движении. Как именно — мы с вами скоро узнаем. Пока что исполним это стоя на месте. Рота, смирно! Его Императорскому величеству честь — отдать!

Ребячьи ладони взлетели к кадетским фуражкам.

— Вольно! — скомандовал подполковник. — Ну вот, мы и поздоровались. Вам надобно знать, что сей корпус устроен попечением ныне здравствующего государя; его величество дали таковой обет после злодейского цареубийства первого марта 1881 года. Вот, взгляните…

Он указывал на большую картину справа от императорского

портрета. На ней из-под колес кареты с двуглавым орлом вставал рыжий сноп пламени, разбрасывая в стороны фигурки людей — кто в шинели, кто в гражданском.

— Сейчас на этом месте, как вы, возможно, знаете, собор Воскресения Христова на Крови, или, как говорят в народе, просто Спас на Крови. Средства собирали по всей России, да… Память царя-Освободителя увековечена достойно. Так, в громе и пламени, в крови и смуте, началось правления нынешнего государя. А продолжилось, — тут Аристов улыбнулся, — уже совершенно иначе. Ну-ка, господа кадеты, прошу взглянуть и вот на эти полотна. Кто сможет мне сказать, что на них изображено?..

Фёдор вгляделся. Картины были хоть и не такие огромные, как в Русском музее, но тоже большие, красивые, со множеством деталей. На первой государь Александр Третий стоял возле трона, словно только что с него поднявшись, а перед ним преклоняли колена двое толстяков в роскошных, шитых золотом халатах. Лысые головы их блестели; они почтительно протягивали императору какие-то свитки.

Это Фёдор знал и только-только вознамерился ответить, как его опередил невысокий круглолицый кадет в роговых очках, судя по виду — большой любитель плюшек и пряников.

— Э-э… Его Императорское Величество… а-а-а… принимает присягу эмира бухарского и хана кокандского, э-э-э… картина господина Репина, Ильи Ефимовича. Очевидно, копия; оригинал хранится в Русском музее, дар купца первой гильдии…

— Достаточно, — поднял руку Две Мишени. — Весьма хорошо, кадет —?

— Ниткин. Петя Ниткин, — совершенно по-домашнему ответил мальчик в очках.

Кто-то из кадетов захихикал — кажется, тот самый рослый второгодник, которого Фёдор заметил ещё на построении.

Подполковник кивнул, невозмутимо глядя на Петю.

— Господин кадет Ниткин, и вы, все остальные, прошу запомнить. Вы в армии, господа, и обращаетесь к старшему по званию. Ну, как следует отвечать, господин кадет?

Петя Ниткин мучительно покраснел и опустил голову.

— П-простите… г-господин п-полковник…

— Подполковник, — мягко поправил Две Мишени. — Всё не так страшно. Достаточно начать с «господин подполковник». Будут обстоятельства, когда вы сможете обращаться ко мне «Константин Сергеевич» — так меня зовут — но сейчас я — ваш отделенный командир, и обращаться надлежит по уставу. Попробуем ещё раз, господин кадет. Итак?

Но Петя только пламенел ушами и молчал, уставившись в пол.

«Кажется, сейчас расплачется», подумал Федя. Плакса-вакса, рёва-корова — ох, задразнят!..

— Господин подполковник! Разрешите обратиться! — вдруг услыхал он собственный голос.

Константин Сергеевич с лёгким удивлением взглянул на него.

— Разрешаю, господин кадет. Представьтесь только.

— Господин подполковник, седьмой роты первого отделения кадет Солонов Фёдор! Осмелюсь доложить, господин подполковник, картина сия посвящена присяге на верность державе российской, владетелями ханства Кокандского и эмирата Бухарского принесённой, имевшей место быть мая месяца второго числа года одна тысяча восемьсот восемьдесят первого от рождества Христова!