Александровскiе кадеты
Шрифт:
Подполковник остановился, постоял немного молча, оглядывая задумавшихся кадет.
— Поэтому, господа, я сегодня, в первый ваш день говорю вам — никакого вранья. Мы с вашими отделенными начальниками тоже были кадетами, мы все вышли из этих славных стен; не надо нам рассказывать, что такое «филеры» и что «нельзя ябедничать и доносить на своих».
— И играть в пуговки на сладкие булки тоже не надо, — вступил капитан Коссарт, подкручивая ус.
— И курить за большим погребом не следует такоже, — подхватил Ромашкевич.
— Вот именно, седьмая рота. На сегодня всё. Седьмая рота, смир-р-на! Вольно,
Чайная располагалась в первом этаже, и оказалась очень уютной. Сделана она была словно старый трактир, со стойкой от стены до стены, за которой стоял фельдфебель Павел Ерофеич в длинном белом фартуке.
— Руки мыли, господа кадеты? — невозмутимо осведомился он.
— Руки крайне желательно иметь чистые, Павел Ерофеич об этом все возраста спрашивает, а однажды самого начальника корпуса спросил. — Две Мишени улыбнулся, а старик-фельдфебель ухмыльнулся в усы. — Так ведь дело было?
— Именно так, вашескобродь! Тогда едва-едва младшую роту усадил, со двора явившихся. И я-то каждого — руки мыл? Руки мыл? Руки мыл? Тут-то его превосходительство заходят, а я и ему, с разгону, мол, руки мыли?..
— Ну, начальник корпуса, Дмитрий Павлович человек весёлый, сам первым смеяться начал, — продолжил Две Мишени. — И сказал, что, мол, руки мыть — дело благое и спрашивать об этом не грех и самого государя, коль заглянет. А то ведь забудет за грузом державных дел!..
На столах пыхтели пара огромных самоваров, в которых Ерофеич поддерживал угли горячими. Чайная разделена была короткими перегородками, так, что можно сесть компанией.
Фёдор сел с Петей Ниткиным и Юркой Вяземским, с которым успел познакомиться. Неподалёку обосновался кружок кадета Бобровского — сам «Ле-эв», Севка Воротников и примкнувший к ним Костя Нифонтов.
— Не боись, — услыхал Фёдор высокомерный голос Бобровского. — Так и быть, Се-эва. Подскажу тебе с французским. А ты, Костька, с арифметикой поможешь!
«Как это у него получается, у Бобровского? — с некоторой завистью подумал Федя. Почему это Воротников, которого все боятся, перед ним заискивает? И списать просит робким голосом?
— Я тебе, Сев, — пообещался Нифонтов, — шпаргалочку напишу. Такую шпаргалочку, что никто ни в жисть не сыщет! Иоганн Иоганныч даже и не заметит!
— Так ведь там задааааачи, — протянул Воротников.
— А
— Вот уж да, расстарайся, Костька, — покровительственно роняет Бобровский. — На увольнительную тогда в гости ко мне пойдём, а потом в синематограф, и в кондитерскую. Не бойся! Я угощаю.
«Ишь, щедрый какой! — мрачно подумал Федя. У него самого с карманными деньгами было не очень, да и зачем они кадету, поступившему на полный казённый кошт? — Конечно, они с ним дружиться будут!.. Только… только ведь всё равно это не по-настоящему. Вот не по-настоящему и всё тут.
Феде Солонову пока всё нравилось, и даже Нифонтов с Бобровским и Воротниковым не могли испортить ему настроения. На вешалках в их с Петей Ниткиным обиталище висела форма, та самая, что они получили заранее, подогнали дома и которую он тащил в чемодане утром, вместе с обычной мальчишеской одеждой. На полках расставлены полученные учебники, по ящикам разложены тетради; Петя даже несколько утешился, подбирая место каждому угольнику и транспортиру.
Фёдор невольно загляделся, как его сосед, что-то тихонько приговаривая себе под нос, ставил в гнездо на столешнице чернильницу-непроливайку, как занимали места в стаканчиках перья, остро очиненные карандаши; словно батарейные брустверы, ложились пухлые резинки.
Стопку тетрадей Петя выровнял, точно по отвесу. Учебники расставил по алфавиту; и так получилось у него всё красиво, что Федя невольно принялся ему подражать.
Учебники были толстые, новые, тяжёлые. Особенно приятно лежал в руках увесистый том «Основъ военнаго дела»; да, не зря папа говорил, что теперь в корпусах всё совсем по-иному, чем когда учился он сам.
— Интересно, а книжки из библиотеки сюда, в комнаты, брать можно? — задумчиво проговорил Петя, критически оглядывая свою работу — по мнению Феди, это хоть сейчас фотографируй и отсылай в журнал «Светлячокъ» с подписью — «Такъ должны выглядть столъ и книжная полка всякаго прилежнаго ученика».
— Можно, можно.
— Точно? — просиял Петя. — Хорошо! Я слыхал, только в читальном зале разрешают…
Так, за приборками и разговорами, настала вечерняя поверка.
Запел сигнал горна, Федя дёрнул Ниткина за руку — тот как раз пустился в рассуждения о том, успели ли в корпусе получить последние номера «Практикума начинающаго химика».
Вечерняя поверка оказалась самой обычной. Двух Мишеней уже не было, пришёл только капитан Коссарт, объяснивший, что под конец дня роту в очередь обходит один из отделенных начальников.
— На ночь каждая комната запирает дверь изнутри, — говорил капитан, прохаживаясь вдоль строя. — У меня, у господина капитана Ромашкевича и у господина подполковника Аристова имеются универсальные ключи. А вам, господа кадеты, хождения после отбоя по коридору категорически воспрещаются. Нечего вам тут делать; только в случае пожарной тревоги. Всё ясно, господа кадеты?..
Конечно, смешно, когда боевой офицер-маньчжурец, целый капитан проверяет, хорошо ли вымыты уши, чистые ли руки, и правильно ли повешена на плечики форма.