Алексеев. Последний стратег
Шрифт:
Закончив читать, Алексеев спросил:
— Что можно сказать об оценке германским Большим генеральным штабом нашего солдата. Не правда ли, уж очень рационально она звучит?
— Более чем рационально, Михаил Васильевич. Словно из авторов этой записки никто не был наблюдателем в Маньчжурии и под Порт-Артуром.
— Почему не был. Германских советников в японской армии в 1904-м было предостаточно.
— Тогда они должны были видеть, насколько верен русский солдат воинской присяге.
— Да, немецкие генштабисты это выделили отдельным положением. Слушайте
Генерал-лейтенант Алексеев, видевший воочию революционный бунт на железнодорожных станциях Транссиба, прочитал:
— В последние годы в русской армии имели значительный успех революционные устремления, особенно в технических войсках. Но в общем русский солдат ещё верен царю и надёжен.
Один из командиров пехотных полков заметил:
— Довольно странная оценка. Русского солдата трудно обвинить в отсутствии патриотизма на войне.
— Они дают оценку в преддверии ожидаемой войны в Европе. Германцы же прагматики, реалисты. Немецкий Генштаб уже видит войну против России. Об этом в записке говорится не впрямую, но касательно.
— Зачитайте, пожалуйста, Михаил Васильевич.
— Хорошо, читаю. Оценка будущей войне даётся в разделе о людском материале. Вот она: война против Германии и Австрии встретила бы популярность среди русского населения.
— Но должна же быть у германцев какая-нибудь оговорка про нашу слабость?
— Она есть. Дальше говорится следующее: живущие в России поляки должны быть признаны не совсем надёжными.
— И это всё. А про Кавказ, где война тлеет с прошлого столетия, ничего не говорится?
— Ничего. По-видимому, в немецком Генштабе считают там положение на сегодняшний день вполне стабильным.
— Если немцы так расписали достоинства и слабые стороны нижних чинов нашей армии, то они не могли не сказать о нашем офицерстве. Есть ли там что-нибудь о нас?
Собравшиеся оживились. Нечасто приходилось слышать «из первых уст» оценку самому себе.
Попросив соблюдать тишину, Алексеев начал читать:
— Офицеры и чиновники. Если хороший солдатский материал не удаётся хорошо обучить, то в этом виноваты офицеры всех чинов. Недостатки русского народа проявляются среди них в особенно сильной степени. Офицеры обладают личной отвагой, но у них нет чувства долга и ответственности. Необходим постоянный контроль старших начальников всюду и во всём, чтобы не допустить всяческого рода служебных непорядков. Преимуществами русских офицеров являются хладнокровие и крепкие нервы, не сдающие даже в самых затруднительных положениях. Но русский офицер очень любит личные удобства, вял физически и умственно, несамостоятелен и беспомощен при внезапных событиях. Русский офицер готов пойти на предприятия, связанные с особыми трудами и опасностями, если он предполагает, что об этом станет всеобще известно. Если этот импульс отсутствует, то часто даже в самом ответственном положении он найдёт для себя удобный выход. Офицеры Генерального штаба много занимаются научными работами, но предпочитают деятельность в канцеляриях
Оглядев притихших командиров, Алексеев спросил:
— Как вам нравится такая оценка?
— Есть над чем поразмыслить, Михаил Васильевич. Но о том, что наши офицеры любят личные удобства - это уж слишком. Пусть германские генштабисты посмотрят, как живёт наш ротный командир.
— Согласен, что авторы записки не все увидели. И о чувстве долга перед Отечеством мы с германским Большим генеральным штабом спорить даже не будем. Война покажет...
«Первый звонок» Великой войны пришёл в Россию короткой телеграфной строкой из столицы Австро-Венгерской империи города Вены:
«28 июня около 11 часов дня в Сараеве сербским террористом убиты наследник престола эрцгерцог Франц Фердинанд и его жена Софья Гогенберг».
Европа тогда ещё не подозревала, что несколько револьверных выстрелов, прозвучавшие в боснийской столице на набережной реки Миляцка, станут первыми выстрелами из многих миллионов Мировой войны, в пламени которой оказалась большая часть планеты Земля. И что супружеская чета австрийского престолонаследника станет первой жертвой опять же из числа многих и многих миллионов погибших людей.
Сербский террорист Гаврила Принцип тоже не подозревал, что его роковой выстрел станет обвинительным актом в нападении Австро-Венгрии на Сербское королевство, которое произойдёт ровно месяц спустя после покушения. Первая мировая война официально начнётся с первого залпа австрийских батарей по сербской столице Белграду.
Известный итальянский историк Луиджи Альбертини напишет о тех револьверных выстрелах на набережной Сараево:
«Сербский террорист стрелял не только в грудь австрийского принца, он метил в самое сердце Европы...».
Слова Альбертини, конечно, звучат преувеличением. Но в Вене с 28 июня 1914 года думали иначе. Созданная по указанию австрийского монарха специальная комиссия «своё дело знала». Неслучайно в состав комиссии входили На правах её руководителей люди, «понимающие ситуацию»: министр по особым поручениям Понграц и начальник осведомительного отдела Генерального штаба Австро-Венгрии фельдмаршал-лейтенант Август Урбански фон Остримиец.
Правда, комиссия начала выдавать в газетных публикациях «свою продукцию» уже после начала Первой мировой войны. Но какова была эта «продукция»?
В декабре 1915 года венгерская газета «Пештер ллойд» опубликовала содержание «некоторых сербских трофейных документов». Заголовок газетной статьи звучал сенсационно: «Тридцать лет тайной дипломатии России на Балканах!»
Затем официальная правительственная газета «Нойе фрайе прессе» сообщила, что в руки вышеназванной комиссии попала «секретная переписка» российского императора Николая II с сербским королём Петром I, которая подтверждала прежние обвинения Вены против России и Сербии. И таких газетных «уток» из «трофейных сербских документов» читатели воюющей Европы узнали немало.