Альфа Большой Медведицы
Шрифт:
Ну, а если разобраться, то какой Лёнька буржуй? Отец его чуть ли не подмастерьем работал у ювелира Хризанова. Сына всякими правдами и неправдами в гимназию определил. А на скрипке у них дома все играют — это ещё от деда ихнего повелось. Поглядели бывшие враги друг на друга.
— Здравствуй, Гена.
— Здорово, Лёнь…
И засмеялись.
Общее теперь у них дело. У обоих красные галстуки.
Генку выбрали командиром звена: комсомолец и рабочую закалку имеет. Набралось в звене девять человек: Саня Черноскатов, Петька Бубенчиков, Леня Голомштейн,
А звеньев в отряде — чуть ли не десяток. Когда выстроились во дворе комсомольского клуба, Генка даже глазам не поверил: «Ух ты, сколько нас!»
А Юра Боровикин, которого назначили вожатым, сказал;
— Нас, товарищи, пока ещё очень мало. Мало, ребята. Посмотрите, сколько ребятишек у нас в городе, сколько на всём Урале. На каждой улице ватага, друзья-приятели. А как они живут, что могут? Ну, в чижа играют да в разбойников. На пруд купаться бегают да из луков по грачам стреляют. А они ведь ребята замечательные. Все они про революцию знают, все за Советскую власть. Есть, конечно, буржуйские да купеческие детки, но про них мы пока не говорим. Про тех речь идёт, у кого отцы на заводах работают, у кого с колчаковцами воевали, нашу республику отстаивали. Разве эти ребята не хотят помочь Советской власти?
— Хотят! — выдохнул строй.
— Хотят, да толком не знают как. Потому что беганьем по улицам да игрушками революции не поможешь. Нужны красные отряды пролетарских ребят. Чтобы вместе со старшими наше боевое дело отстаивали. Ясно?
— Ясно!
— Вы сейчас — один отряд. А потом каждый из вас станет вожатым. И будет не один отряд, а сотня. Сотня только в нашем городе. А по стране зашагают тысячи и тысячи отрядов.
Ничего особенного не было в тот день, но запомнился Генке залитый мартовским солнцем двор, тополя с грачами и летящие тени облаков. И ребята, стоявшие тесным, еще неровным строем. Без формы, без знамени, без барабанов.
Потом появилась и форма, и знамя вручили в окружкоме. И два маленьких военных барабана принёс откуда-то Юра. Санька Черноскатов и Петька Бубенчиков вмиг напросились в барабанщики. Генка так не умел вперёд всех вылезать. Да и не хотелось ему барабанщиком быть. Вот если бы трубачом.
Дел в отряде было выше головы. Неграмотных рабочих с лесопилки надо грамоте научить. Газету надо к пасхе выпустить против попов. Представление про революцию для окрестных ребятишек устроить — тоже важное дело. Строем ходить надо научиться так, чтобы все завидовали, чтобы всем захотелось в пионеры. А когда все на субботник идут, отставать ведь тоже не годится.
С фабрики Генка ушёл. Юра Боровикин ему сказал:
— С осени в школу пойдёшь. А пока сам за книжками посиди. До лета. А летом, брат, будет одно дело.
Летом окружком решил организовать для отряда лагерь — походную школу будущих пионерских командиров. Достали несколько старых палаток, два котла, чтобы в лесу обеды варить. Старую шлюпку где-то для ребят раздобыли комсомольцы. Мальчишкам уже снились синие вечера у озера и жаркие костры…
Наступил
В клубе было пусто. Пионерская комната оказалась заперта. Генка нащупал в тайничке у косяка ключ, открыл дверь. Щёлкнул выключателем.
Всё имущество было сложено в одном углу и укрыто брезентом. Где же тут мешки и палатки третьего звена?
Генка откинул край брезента. Поверх палаточных тюков и свёртков из мешковины тускло блеснула медь.
Трубы!
Откуда?
Генка встал на колени, осторожно взял в руки горн. Такой же в точности, как у дяди Алексея. И мундштук не вынут.
Наверно, Юра достал трубы совсем недавно. И ничего не сказал. Кто же будет горнистом?
Если бы догадались дать трубу Генке! А как догадаются? Ведь никто же не знает, что он умеет играть. Самому попросить? Ни за что он на это не решится, не получается у него так, чтоб за себя просить. Ещё скажут, что похвастаться хочет. Вон Лёнька на скрипке играет, да и то не хвастается.
Генка выпрямился. Сердце стукнуло, но не мог он ничего с собой сделать.
«Только самую малость попробую.» Он прижал к губам мундштук и взял первую ноту.
Это был плавный и красивый сигнал «сбор командиров».
Казалось, весь двухэтажный дом притих от удивления. Генка передохнул, положил трубу под брезент, прислушался. Где-то в коридоре раздались шаги. Генка запер дверь, спрятал ключ. И сбежал по лестнице на улицу.
Спит лагерь. Тихо дышат в палатках мальчишки. Дышит в кустах ветер, чуть слышно. Колыхнёт кусты и замрёт. Небо стало темнее, разгорелись звёзды. Вода потускнела и теперь едва заметна меж стволов. По ногам тянет холодок, и плечам зябко. Курточку бы взять в палатке, да как уйдёшь с поста?
Опять колыхнулся в листьях ветер. Раз, второй. А может, это шаги? Похоже. Точно!
— Стой? Кто идёт?
Винтовку с плеча на руку, затвор на себя!
— Свои, смена! Старший вожатый и пионер Черноскатов!
— Ой, Юра! Я не узнал. Ты так незаметно подошёл…
Новый часовой Саня Черноскатов передернул плечами — прохладно. Зевнул, проверил винтовку. Спросил небрежно:
— Всё тихо?
— Вроде бы.
— Иди спать, — сказал Генке Юра. — На рассвете разбужу. Есть для тебя ещё одно дело.
— Какое, Юра?
— Спи. Утром узнаешь.
Генка забрался в темноту и тепло сонной палатки, втиснулся неизвестно между кем, натянул на ноги край чужого одеяла и мгновенно заснул.
— Гена, вставай.
— Чего?
— Поднимись. Дело есть.
— Ты же говорил: на рассвете.
— Уже и так рассвет. Самый настоящий. Давай, Гена.
Поёживаясь и зевая. Генка выбрался из палатки. Во всех жилах стонала усталость. Небо над головой было серым. Росистая трава будто мокрыми пальцами хватала за ноги. Пахло гарью погасшего костра.