Альфа Центавра
Шрифт:
— Разведки иностранных укреплений, — кроме положенной одной трети. — Тем более, на этой Стене их еще могут поймать, а для того, чтобы бежать нужны:
— Денхги-и. — Поэтому скоко-то всегда должно быть не только в швейцарском банке, но и просто:
— В потайном кармане. — Т. е. в сапоге:
— Пусть не в этом, хорошо будет в другом. Не знаешь, куда уже и прятать эти денхги, хоть в дупле прячь, как Дубровский, но и там найдут, как известно. Неизвестно им было только, что это Подстава:
— Мы хотели, чтобы он нашел. —
— Карту местности снимают, а дают натуральные маяки наступающим эскадронам, бригадам и дивизиям, завыл, как сирена, но сирена, увы, уже сломанная.
— Да вы что, ребята, охренели, что ли?! — я соглашался только на будущее, по крайней мере, на прошлое, но не на онлайн атаку, — Мишка Япончик схватился обеими руками за голову, как будто пытался еще удержать ее на плечах. И он — Амер — подал сигнал, который мог понять только Эспи:
— Вперед — ты будешь героем, — и послал Леву открывать ворота. Это был не сигнал кукушки: ку-ку, ку-ку, а со-о-в-се-м-м другой сигнал:
— Ультразвуковой, — который мог понять только посвященный. Которых здесь было только четверо, получивших своё высшее образование в Зоне. А именно:
— Эсти, Вара, Буди и сам Амер Нази. — Три, как говорится, мушкетера и только адын Дартаньян. Разница? Есть! Три из них были только передатчиками, а один мог их принимать.
Если я еще не говорил, то скажу: был на Зоне ученый, который не только согласился, но и сам искал:
— Кому бы поставить Новый Мозжечок. — Это был Пашка Эйнштейн по фамилии Флоренский, как могли только запомнить местные зеки и их охранники. Как физик и математик он занимался диэлектриками, а как биолог плесенью, за которую, собственно, и был приговорен особой тройкой к:
— К принципиальному расстрелу, — что значит:
— Пока живи — расстреляем завтра. — Примерно, как в кино:
— Приходите, да приходите — завтра, а когда будет это завтра — не говорят. Ну, чтобы не только больше, но и дольше мучился. Так это примерно с 37-го по 43 гг. Парень объяснял: +36– Небось, небось, ибо я занимаюсь капитально не только физикой и математикой, но и плесенью, защищающей людей, как доказал еще до меня тоже мужик на букву Фэ — Флемминг, практически от всех болезней. Поэтому:
— Могу поставить не только простой трансформатор или полупроводник, но и настоящий живой диэлектрик в вашу пропащую — до этого — башку. И так как диэлектрик в случае возникновения напряжения в его башке, начинает действовать, как полупроводник:
— Только берет деньги в долг, но никогда не отдает, так и здесь только одного он выбрал реципиентом, а остальных троих донорами. — А в ответ на их недовольство, сказал, что:
— Да, будет доить вас всю жизнь, как недоенных коров, зато всегда будете сыты.
— Чем сыты-то будем, мил человек? — спросил тогда Буди — один из этих четверых.
— А ты сам-то как думаешь? Кто кормит бывает ли голоден? Так-то.
— Преце-денты
— Но Амер-Нази додумался, что это простой народ, Неинопланетяне, и понял, что:
— Воровать все равно придется. Все думали, что Реци будет Распутин, который тут бродил вокруг да около, но вышло, что Эспи. — Поэтому. Поэтому, когда Камергерша, вставшая на правый фланг вместо прежнего ведущего, увидела их — не поняли ничего. Только Распи интуитивно, с прикидкой на погрешность из-за другого угла обзора догадался:
— Сигнализируют об открытии ворот города, и только во вторую очередь о имеющихся на сей моментум войсках на стене. Камергерша решила, что наступать можно, но только:
— Когда. И в принципе глазастый Распи, обладающий, как Платон недюжинным зрелищным умом, понял тоже самое:
— Атаковать можно, но когда — вопрос?
Тем не менее, стратегическая установка на штурм была уже отдана, и можно сказать:
— Давным-давно, — и теперь вопрос стоял только в том, кто:
— Будет первым. Камергерша не хотела лезть на рожон, но выпавшая ей роль командовать правым флангом Фронта подгоняла ее вперед. Тем не менее.
Тем не менее, она решила, как говорят дамы:
— Обождать. — В том смысле, что отвела свой эскадрон в овраг, и двинулась вперед на броневиках вместе с Никой Ович, Ленькой Пантелеевым и другими уже закаленными в боях одиозными личностями.
Распутин. Распутин не тронулся с места. Таким образом образовался уступ в виде:
— Распутин, которого здесь не должно быть, а он должен уже лететь, как ветер на город. Далее в центре — никого, а справа Камергерша, но не как обычно:
— Впереди, на лихом коне, — а в составе танковой бригады.
Именно так рассуждала собравшаяся в ресторане Метрополь — для маскировки и дэзинформации: вдруг сюда забредет сбившийся с пути Тро-Троцкий, хотя мало кто знал, что это вообще за гусь такой — Тройка. А именно:
— Дэн, Елена и Врангель. — Фрая на всякий случай пока что держали за, как сказала Елена:
— Свого Дартаньяна. — Да вот так — ничего нового: чуть что:
— Я буду Дартаньяном. — И все из-за того, что Дюма намедни побывал здеся, и сказал про Россию пару ласковых, которые, впрочем, некоторые трактовали:
— Иначе, — но Иначе — это по определению: ученые, такие, как Колчак, а их, а их, как говорится:
— Уже унесло ветром далеко, далеко в Сибирь. В общем, сидел он, как и раньше в холодильнике.
— Надо его позвать, — сказал Дэн.
— Почему? — спросила Елена.
— Для полного разоблачения, — сказал Врангель, которому опять не дали опохмелиться, и он думал. Точнее, думал, что думал, а на самом деле хотел только одного: в бой и, нет, не погибнуть, а наоборот:
— Победить, — и тогда уж протрезветь совсем и окончательно.