Альфа Центавра
Шрифт:
— На них напали.
— Кто?!
Да, друзья мои, спокойно никому не живется, на Санчо Панса и его Дон Кихота напали лихие люди. Хотя такая информация не удовлетворила Амера абсолютно.
— Почему? — спросил Лева.
— Потому что они сами кого хочешь.
— Что? Зарэжут?
— И не только. А столкнулись на этом пустынном до утра поле Дроздовский на Эспи, и Василий Иванович на Фрю. Василий пришел в тюрьму, где прозябал Фрай и предложил:
— Бежать вместе. Фрай с колбасой в одной руке — в другой ничего не было за отсутствием
— Хочет увести из Царицына, — но видимо придется.
Дроздовский и Эспи долго путешествовали по соседним деревням, в ожидании подходящего момента, чтобы ударить в тыл наступающей армии, пока не поняли:
— По всем деревням не просто так делают облавы и сиськи-миськи расстреливают их народонаселение, а ищут их. Так вот именно:
— Наугад. Ребята узнали, что их ждут в армии Белых, как спасителей, так как. Так как:
— Там больше никого не осталось.
— Я не могу поверить в такую счастливую случайность, — сказал Дроздовский.
— Я верю, — сказал Эспи. — И вопрос только в том:
— Веришь ли ты мне?
— Я не могу верить лошади.
— У меня человеческое лицо.
— Хорошо сказано. И знаешь почему?
— Почему?
— Потому что это неправда.
— Это потому, что по-вашему на Земле нет вообще человеческих лиц?
— Хорошо, будешь моим телохранителем, — сказал Дроздовский.
— Я хочу быть лошадью, — сказал Эспи.
— И лошадью по совместительству.
— В каком смысле?
— Будешь заседать в контрразведке.
— Так мы идем к Белым.
— У них тоже есть контрразведка.
— Да? Не знал. Они были счастливы, как Гвиневера и Ланселот, встретившись случайно в лесу, но понимая, что:
— Всё равно будут вместе. — Несмотря на серьезные притязания Короля Артура, и других его доблестных воинов, и слуг. Гвиневера уже тогда понимала, что не надо:
— Давать всем, хотя и очень хочется, а наоборот, сдерживаться, и найти такого, который заменит всех. Когда люди могут быть счастливы вместе? Только понимая, что:
— Скоро расстанутся навсегда. И чуть ли не в чистом поле — в небольшом лесу, разделяющем два больших поля — увидели такую же, как они сами картину. И это был, соблазненный Изольдой мистер Фрай. И она сама, правда, не собственной персоной.
— Уступите дорогу! — крикнул Дроздовский.
— Нет, — ответил Василий Иванович, — а это был он, если кто не забыл, ибо поменялся ролями с Сонькой, когда уходил в Царицын. Как же тогда с сексом было? Если не спросит, то подумает, может быть кто-то. Так естественно, ибо:
— Не только сексом обоюдным жив человек. — Даже если и шли за солдатами маркитантки с любым набором проституток, но солдат было все равно на-а-много больше, и даже более того:
— Всем не дашь, — а ведь как-то обходились. Или посмотрите в театре:
— Некоторым даже не разрешают не только на сцене, но и после снимать маску лисы или
— Не лошадь и не бык, не баба — не мужик. — Но в драку все равно лезет. Хотели и здесь применить то Самбо, то Бокс, то, как все:
— Кольты и Маузеры, — но было принято решение:
— Биться на огромных деревянных копьях, как Тристан и Изольда. — Ибо так-то трахал ее совсем другой.
Толпа свинарок и их пастухов очень восхищалась, ибо, как сказала одна миловидная пастушка:
— Цирк, — да и только. Потому что все думали:
— Да, дерутся, но не по-настоящему же ж. И были правы, два раза упал с лошади Дроздовский, и два Василий Иванович. Василий злился. Но упал не поэтому, а потому, что понимал:
— Никак не может вышибить из души своей светлой, Сорок Первую, кончившую тем, что сидела на окошке винного магазина, как предлагающая себя всем:
— Кому не лень, — лишь бы налили красненького. Сначала, правда, она думала, что это хорошее место:
— Найти Своего режиссера — как Некоторые почтальонши — и стать наконец Членом Правительства, или хотя бы где-то близко к этому:
— Большим Ученым. — Это-то, правда было запрещено абсолютно по определению, ибо большой ученый может быть:
— Только адын.
Несмотря на всю эту лирику Василий никак не мог избавиться от:
— Хорошо устроившейся в его душе прелестной дамы, обладающей снайперскими способностями.
— Нет, я Чапаев! — орал комдив благим матом, в третий раз пытаясь залезть на своего киннера Эспи, которого в горячах назвал просто:
— Савраска, — а ты кто? Ни-и-кто не знает. Вор в Законе? Так у нас их много, а я:
— Один-н!
— И я — Адын! — рявкнул в ответ Эспи. Почему Василий Иванович все-таки дрался с Эспи, который бил киннером, а не с Фраем? А вот также и Василий ничего не понял, как это случилось. Ибо ясно, что Фрай попросил его:
— В третий раз сражайся сам, чтобы заслужить мою преданность. — И непонятно было, кто кому будет предан после победы над Инопланетянами. Он Фраю, или Фрай ему. Так-то было очевидно второе, но похоже Фрай намекал на свою победу. Ну да хрен с ним, а вот почему Эсти, или Эспи — кто как произносил, казалось многим это инопланетное слово — остался, хотя было видно, как и Фрай:
— Киннер, — ум есть, но рожа все равно, как говорили некоторые:
— Генеральская. Но Василий, как и многие, предпочитал Пушкина:
— Почему не сказать просто — Лошадь. — Без знака вопроса, что означало:
— Сначала, как Все, и только потом:
— Лошадь.
Глава 48
Василий подумал, что, возможно, и сам он вовсе не Пертская Красавица, а тоже Киннер? Хорошо ли это? Да, если считать, что эту битву ведут не только Мы и Ино, но и Киннеры, ибо можно получить не только черное и белое, или красное и белое, как говорится: