Альфред Великий, глашатай правды, создатель Англии. 848-899 гг.
Шрифт:
Величайший из историков, Леопольд фон Ранке, считал отличительной особенностью IX века противостояние двух монотеистических теократий — христианской и мусульманской, и их неуклонное победоносное наступление на пошатнувшиеся оплоты древнего язычества. Не только на Западе, но и на Востоке возникла мировая держава, объединенная общим вероисповеданием, и средневековый ислам стал грозным соперником христианства.
Неутихающее соперничество Востока и Запада обернулось священной войной против врагов Христа и Его Церкви, а вопросы веры становились поводом политических разногласий. Отпадение Запада от Восточной империи непосредственно связано с разделением Латинской и Греческой Церквей. Даже путешественники и открыватели неизведанных земель непременно имели в виду религиозную цель — паломничество в Святую Землю, или в Рим, именовавшийся
С точки зрения людей IX века, мир делился на христиан и язычников. В лоне Христианской Церкви существовали Восточная и Западная империи, обе претендовавшие на роль законных наследниц и преемниц империи Константина Великого. Византийские императоры, обосновавшиеся в Константинополе, «новом Риме», хотя и лишились части своих земель, оставались правителями обширных территорий, включавших в себя Южную Италию и Сицилию, Балканский полуостров, Пелопоннес и Малую Азию. Под властью возрожденной Западной империи объединились будущие королевства Франции и Бургундии, Германии и Италии. Политически обособленные Англия и Ирландия, входили также в христианское сообщество. За его пределами оказывались «язычники» — страны, находившиеся под властью мусульман, и пока еще независимые народы, сохранявшие более древние верования.
Мусульманский мир, как и христианский, был расколот надвое, и две его части отличались религиозно и политически. Кордовский эмират посягал на земли Западной империи к югу от Пиренеев. Багдадский халифат угрожал границам Византии в Малой Азии, и под его властью находились Иерусалим и сирийские святыни. В Средиземном море, разделявшем две мусульманские державы, вовсю хозяйничали пираты-сарацины, а также всевозможные любители приключений и легкой наживы из числа последователей Магомета, грабившие христиан.
На дальних окраинах христианских и мусульманских империй маячили некие таинственные «варварские земли», куда богатое воображение людей Средневековья помещало безобразных и чудовищных монстров:
Антропофаги и люди, чьи головы Помещаются ниже плеч.Сказочная Индия и «далекий Катай», далекий северовосточный Тартар, населенный жестокими дикарями, и туманные языческие северо-западные страны — владения славян и скандинавов, — протянувшиеся до самого крайнего предела (ultima Tule) и «спокойного, гладкого моря, которое, как считается, окружает землю», — все они внесли свой вклад в копилку чудес, из которой путешественники черпали материал для своих расссказов о странствиях за пределами ведомого мира.
В конце VIII века, с началом «эпохи викингов», языческий Север стал новой неотъемлемой частью западноевропейского политического и социального ландшафта. Когда «первые корабли данов» [3] появились у берегов Англии и Ирландии, к посеянному ими ужасу примешивались изумление и любопытство. Уэссекцкий герефа, управляющий королевскими поместьями, погибший от рук северных пиратов, как о том сообщает Англосаксонская хроника, «не знал, кто они такие». Согласно позднейшей версии он принял их за торговцев. «Никто никогда не предполагал, — заявлял Алкуин, описывая разорение Линдисфарне в 793 году, — что подобные странствия возможны». Ирландцы называли захватчиков gaill, чужаки.
3
В те времена захватчиков, приплывавших со Скандинавского полуострова, называли «данами», «норманнами» и «викингами». В Англии нарицательным стало наименование «даны», вероятно потому, что впервые англосаксы столкнулись именно с выходцами из Дании. Континентальные хронисты именуют скандинавских воинов «норманнами» — «людьми с Севера», или реже, викингами. По поводу этимологии слова «викинг» существуют разные мнения, но скорее всего оно каким-то образом связано с древнескандинавским глаголом «vikja» — «поворачивать», «двигаться обходным путем». — Примеч. пер.
Спустя примерно четыре поколения, ко времени, когда «эпоха викингов» завершилась передачей Нормандии в руки «пиратского герцога» Ролло, эти «чужаки» вошли
Викингские походы, с одной стороны, напоминают сарацинские пиратские вылазки в Средиземноморье, но, с другой, могут быть расценены как продолжение или новый всплеск племенных миграций, характерных для более раннего периода. В IV–V веках жившие у Северного моря англы и саксы, юты и фризы завоевали и заселили прибрежные области Галлии и далекую Римскую Британию, и таким же образом спустя три с лишним сотни лет военные корабли данов и готландцев, норвежцев и шведов приходили с балтийских побережий грабить западные королевства.
Экспансия скандинавских народов в VIII–IX веках не была чем-то принципиально новым; поражают, скорее, ее размах и упорство, с которыми она осуществлялась. Предприимчивые северяне пересекали Ла-Манш и выходили через Гибралтар в Средиземное море; они плыли через океан в Шотландию или на Западные острова, а оттуда, миновав Ирландское море, в пролив Святого Георга; огибали Нордкап, бывали в Белом море и в угодьях саамов и финнов или следовали по «восточному пути» в русские земли, Гардарики, а затем в Миклагард, «великий город», новый Рим [4] .
4
Константинополь, столица Византийской империи. — Примеч. ред.
Уже первые более-менее достоверные исторические свидетельства говорят, что Скандинавия была родиной народа корабельщиков, и Тацит писал, что местные племена, «помимо воинов и оружия сильны также своим флотом» [5] . Эта земля, с ее бескрайними побережьями, изрезанными заливами и фьордами, со множеством островов, узких проливов, темных сосновых лесов, больших озер и скалистых гор внутренних областей, дала жизнь доблестной и сильной расе. Привычные к тяготам обитатели горных долин, охотники и рыбаки, мореплаватели и торговцы составляли стойкий свободолюбивый народ — энергичный, наделенный практический сметкой и безыскусным природным умом. Из этого материала под влиянием опасностей и невзгод пиратской жизни возник особый человеческий тип, столь же своеобразный, как елизаветинский «морской волк» — тип «морского конунга», который «правит людьми, но не владеет землей» и «никогда не спит под закопченной крышей и не пьет у очага». Эти пираты давних времен, как и их наследники XVI века, в поисках своего Эльдорадо обращали взоры на запад, а полученные в странствиях сведения вкупе с рискованными эскападами и треволнениями бродячей жизни стали той основой, на которой выросли потом и «воинственная религия» Вальгаллы, столь непохожая на древние верования германских народов, и литература более поздних времен — «Старшая и Младшая Эдда» и саги.
5
Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении Германии. Пер. А. С. Бобовича под ред. М. Е. Сергиенко / Корнелий Тацит. Собр. соч. в 2-х т. Москва. 1991. С. 381. — Примеч. пер.
Отчасти именно в силу героической и романтической природы викингской экспансии анализировать это явление довольно сложно. Достоверных письменных свидетельств той эпохи почти не осталось, а в тех редких источниках, которые до нас дошли, слишком многое порождено страхом или является плодом поэтического воображения. Страх двигал людьми, добавившими клаузулу к литании: «Избави нас, Боже, от неистовства норманнов»; поэтическое воображение создало викингскую колыбельную: «Мама сказала, что мне купят корабль и прекрасные весла… И потом мы войдем в гавань и будем рубить людей, одного за другим» или триумфальную предсмертную песнь Рагнара Кожаные Штаны в змеиной яме: «Мы рубились мечами! Я… сражался в пятидесяти жестоких битвах и еще в одной… Умру я смеясь».