Алгебраист
Шрифт:
— И если у вас будет возможность, вы по-прежнему будете исполнять приказ?
Фассин подумал об Аун Лисс, о его знакомых с орба 4409, обо всех, с кем он встречался за годы своей жизни в системе Юлюбиса.
— Да, — сказал он.
— Но почему вы подчиняетесь этому приказу? — В голосе Сетстиина слышалось искреннее недоумение. — Ваша семья и коллеги по клану почти все погибли, ваш непосредственный начальник убит в недавнем сражении, и тут нет никого, кто бы занял ее место.
— Это трудно объяснить, — сказал Фассин Сетстиину. — Может, это чувство долга, или больная совесть, или просто нежелание сидеть сложа руки. А вы все еще можете изготовлять эти машины для планетной
— Понятия не имею, — признался Сетстиин. — Хотя не вижу причин, почему нет. Я бы предложил вам спросить у кого-нибудь, кто знает, но даже если верным ответом будет «нет», мы все равно обязаны сказать «да», верно?
— Неужели это из-за моего звонка вам все завертелось?
— Не слишком ли много бесцеремонных вопросов вы задаете, а? Впрочем, вы правы. Хотя, подозреваю, появление десятков только что переоборудованных под газовую атмосферу военных кораблей на орбите Наскерона должно было насторожить кое-кого и без вашего своевременного предупреждения. И тем не менее мы вам благодарны. Полагаю, что выражу распространенное мнение, если скажу, что мы, вероятно, в долгу перед вами.
— И если Меркатория дознается об этом, то меня казнят как предателя, — сказал Фассин.
— Ну, если вы им этого не скажете, то и мы тоже, — совершенно серьезно заявил Сетстиин.
— Договорились. — Слова Фассина прозвучали без всякой уверенности.
Огромный сферический аппарат «Изавт» плыл в самой сердцевине огромной тучи струящегося газа, двигаясь быстро, хотя и казалось, что он стоит на месте. Почти сразу же после доставки на борт Фассина и остальных аппарат начал погружаться в сгустившееся основание шторма, образованное медленно вихрящимся газом. Погружаясь, маневрируя и вновь слегка поднимаясь, он вошел во вторую зону погодной полосы, быстро набрал ее скорость и теперь, поздним вечером, уже почти ночью, отошел на пятьсот километров от места сражения внутри шторма, каждый час добавляя к этому расстоянию еще триста километров.
Фассин, Айсул, Валсеир и Сетстиин парили над узкой платформой, установленной на самом экваторе огромного судна, рядом с телом полковника Хазеренс. Слабый свет и совсем слабый ветерок дополняли мрачное безмолвие этой сцены. Разорванное, обожженное тело полковника было обнаружено вместе с сотнями других тел на том уровне, где обычно находят покой тела насельников. Ее тело упокоилось чуть выше, чем другие, вместе с телами детей.
Из насельнических тел, предоставленных самим себе, выходил газ, они набирали плотность и в конечном счете под воздействием атмосферы полностью погружались в глубины. Однако согласно всеобщему уважительному соглашению, тела мертвых родственников обычно либо выдерживались дома в специальной церемониальной камере, где разлагались до плотности, позволяющей им быстро погрузиться в жидкий водород глубоко внизу, либо (если время поджимало) к телу прикрепляли груз и таким образом предавали его глубинам.
У Хазеренс здесь не было семьи. На Наскероне даже не нашлось никого, кто принадлежал бы к ее виду, а потому (в качестве такого же, как и она, чужака-инопланетянина) ответственным за ее останки назначили Фассина. Он согласился, что быстро предать ее глубинам будет предпочтительнее, чем сохранять тело для последующей передачи Шерифству или семье, буде таковая обнаружится в системе Юлюбиса. Он даже не мог объяснить, почему принял такое решение, — принял, и все. Согласно традициям Правды, покойники не пользовались особым уважением, и, насколько Фассину было известно, ирилейты тоже не видели особого смысла в возвращении своих покойников из далеких краев, но даже если бы дела обстояли иначе, он все
Фассин смотрел на тело — тонкая и темная инопланетянка, нечто среднее между скатом и гигантской морской звездой, — лежащее в гробу из метеоритного железа. Железо у насельников всегда было полудрагоценным металлом и в церемониальном применении все еще им считалось. Фассин считал такие похороны для Хазеренс почетными. В слабом свете ее искалеченные темные (к тому же обожженные убившим ее лучом) останки напоминали клочки тени.
Фассин почувствовал слезы на своих настоящих глазах под оболочкой противоударного геля внутри маленького газолета, который был его собственным маленьким гробом, и понял, что какая-то глубинная, почти животная его часть оплакивает не столько погибшего полковника окулы, сколько всех тех, кого он знал и недавно потерял — потерял, не увидев их в последний раз хотя бы мертвыми, потерял, хотя так и не мог до конца поверить, что и в самом деле утратил их, потому что все это случилось так далеко, потому что их разделяло пространство, мешавшее ему вернуться и отдать им последний долг, потерял умом, но не сердцем, потому что даже сейчас часть его отказывалась верить, что он больше никогда не увидит всех, кого утратил.
— Признаюсь, — сказал Сетстиин, — я не знаю, что полагается говорить в таких случаях, наблюдатель Таак. А вы?
— У некоторых п-землян есть поговорка, гласящая, что мы приходим ниоткуда и уходим в никуда, в ничто, похожее на тень, которое после всего, что случилось в жизни, приносит радостное облегчение. А вот о-земляне говорят что-то о прахе и пепле.
— Как вы думаете, она возражала бы, если бы знала, что с ней обошлись, как с насельником? — спросил Сетстиин.
— Нет, — сказал Фассин. — Не думаю, что возражала бы. Думаю, она почла бы это за честь.
— Вот-вот, — пробормотал Айсул.
Валсеир произвел едва заметный строгий поклон.
— Ну что же, полковник Хазеренс, — сказал Сетстиин, издав похожий на вздох звук и глядя на лежащее в гробу тело. — Вы достигли возраста и звания полковника Меркатории, что является большим успехом для представителей вашего вида. Мы думаем, что вы жили честно, и знаем, что вы честно умерли. Вы умерли вместе со многими другими, но в конечном счете все мы умираем в одиночестве. Но вы умерли в большем одиночестве, чем другие, среди непохожих на вас, вдали от своего дома и семьи. Вы упали и были обнаружены, а теперь мы снова отправляем вас вниз, еще дальше в глубины, где вы соединитесь со всеми другими почитаемыми мертвецами на поверхности породы вокруг ядра. — Он посмотрел на Фассина. — Наблюдатель Таак, не хотите что-нибудь сказать?
Фассин попытался придумать что-нибудь и наконец сказал:
— Я считаю, в полковнике Хазеренс было много прекрасных качеств. И конечно, прежде всего — отвага. Я знал ее меньше ста дней, и она всегда была моим военным начальником, но я полюбил ее и считал своим другом. Она умерла, пытаясь защитить меня. Я всегда буду чтить ее память.
Он просигналил, что больше ничего ему в голову не приходит. Сетстиин кивнул с откатом и указал на откинутую крышку гроба.
Фассин приблизился к гробу, с помощью манипулятора опустил железную крышку, задвинул защелку. Потом он немного опустился и вместе с Сетстиином ухватился за кромку подставки, на которой стоял гроб. Вдвоем они приподняли ее, и тяжелый контейнер, тихо соскользнув с края балкона, полетел в иссиня-черную гущу туч далеко внизу.