Алгоритм успеха (сборник)
Шрифт:
Кстати, о Рындичевиче — а его-то почему нет? Нарушение обычая. Пиво с таранькой это бог с ними, про них я сказал, чтобы полюбоваться выражением лица Артурыча, но сам Рындя должен быть здесь, как штык. Не встретить после такого заброса!.. Ему прежде всех должно быть интересно, как там и что, самому придется не раз идти. Неужели не управился со своим академиком?
Подождем еще.
Спускаюсь вниз, прохожу мимо новой старицы лугом до конца излучины, нахожу тот родничок и — в виду отсутствия пива — пью воду из ладоней. Хороша и эта вода, да не та, глиной отдает. И вода не та, и река не та — да и я вернулся малость не таким. Обеднил свою
Возвращаюсь наверх: нету моего Святослава свет Ивановича! По меже между кукурузой и подсолнухами иду к шоссе, а по нему к автобусной остановке.
…У автовокзала мой автобус останавливается как раз возле газетного киоска на перроне. Замечаю там местную газету с портретным некрологом на первой странице. Беру: мать честная — академик Е. И. Мискин скоропостижно скончался вчера от… кровоизлияния в мозг! Выходит, оплошал Рындя?
Влетаю в кабинет Багрия. Артур Викторович ждет меня — и видно по нему, что ждет давно и с тревогой. Вскакивает, сжимает в объятиях:
— Ну, хоть с тобой-то все хорошо! Молодчина, отлично справился.
— А что со Славиком? — я высвобождаюсь, вижу на столе шефа ту же газету с некрологом. — Где он?
— Сидит.
— Как сидит?
— Так сидит. В камере предварительного заключения, под следствием. Выяснение личности, побудительных причин и прочего… Говорил же ему, говорил не раз: тоньше надо работать, деликатней! Ну, что это: взял и выключил Энергию…
Багрий усаживается на край стола, закуривает, рассказывает.
Рындичевич совершил 15-часовой заброс и появился в Институте нейрологии перед концом рабочего дня — в амплуа профсоюзного инспектора по технике безопасности и охране труда. В лабораторию Мискина на четвертом этаже он поднялся за час до взрыва баллона, в самый разгар подготовки опыта. Момент был не из удачных — и Мискин (низкорослый, лысый, бородатый, с высоким голосом и пронзительным взглядом… не из симпатяг был покойный) сразу принялся его выпроваживать; у нас здесь-де все в порядке, я директор института и за все отвечаю. На что Рындя резонно, хотя и не совсем тактично заметил, что одно из другого не вытекает (то есть, что раз здесь директор, то непременно и порядок), и он желал бы все-таки осмотреть. Академик и директор сразу несколько подзавелся, взял тоном выше: такие осмотры надо проводить в рабочее время, а сейчас день окончен и нечего посторонним в такую пору шляться по лабораториям.
— Так я именно и прибыл для проверки ваших работ в вечернее время, снова резонно ответил «инспектор», — поскольку именно на такое время у вас приходится наибольшее число нарушений ТБ… — И он перешел к делу. — Вот первое нарушение я имею перед глазами, — он указал на баллон возле камеры-операционной, — так работать нельзя. Надо упрятать его за прочную решетку, а лучше вынести в коридор, там закрыть и провести в лабораторию сквозь стену трубу.
— Послушайте, да катитесь вы!.. — Мискин все более терял терпение; настроенный вести опыт, он и думать не хотел, чтобы откладывать да переделывать. — Мы всегда так работали, все так работают — и ничего.
— И незаряженное ружье стреляет раз в год, товарищ директор, — парировал Рындичевич. — Сатураторщики и то место зарядки сифонов газводой не забывают обрешетить, а там давления не те, что в этом баллоне. Так что я вынужден настаивать на ограждении. Иначе работать не разрешаю.
— Вы — мне?! — поразился академик.
Так слово за слово, и разыгралась та безобразная сцена, в которой низенький Мискин,
— А, да что я буду с вами разговаривать! — и «инспектор» подошел к лабораторному электрощиту, повернул пакетные выключатели (индикаторные лампочки приборов погасли), стал под щитом в непреклонной позе. — Не будете работать, пока не переделаете!..
Я слушаю, и мне становится не по себе. С одной стороны, чувства Славика можно понять: прибыл спасать человека — и нарвался на такое. А с другой… вот ведь как подвела его простоватость, та простота, которая действительно хуже воровства. «Имею право» — и попер. В самый разгар подготовки эксперимента. Надо же хоть немного читать в душах! В такой ситуации не то что академик, привыкший чувствовать себя в своем институте царем и богом. — рядовой экспериментатор и то может броситься с кулаками.
— Подите во-он! — орал, подступая к «инспектору», Емельян Иванович, у которого побагровела даже лысина. — По какому праву?! Вы хулиган, бандит!
Сейчас же вызвать сюда охрану, милицию… а… а!
И он вдруг дернулся, опрокинулся на спину.
— Глубокий инсульт с поражением жизненно важных центров мозга, закончил рассказ Багрий. — Он ведь гипертоник был, Емельян-то Иванович, да еще с импульсивным, холерическим темпераментом. Вот и хватил кондрашка. От такой напасти его кто и мог спасти, то только он сам. Смерть наступила через полчаса. Ну, а далее… прибежала охрана, прибыла милиция. Никаких документов у Святослава Ивановича, подтверждающих, что он инспектор, естественно, не оказалось, ничего объяснить он не мог. Вот и…
— Но взрыва-то не было?
Артур Викторович смотрит на меня с иронией, отвечает фразами из анекдота:
— «Но больной перед смертью пропотел?» — «О да!» — «Вот видите». Какое имеет значение, что не взорвался баллон, если академик помер!
— Самое прямое: вы же дали Рындичевичу невыполнимое задание. Смерть наступила через полчаса, то есть примерно в то же время, в какое Мискин погиб и от взрыва?
— Да.
— Так то, что моменты смерти от разных причин совпали в обоих вариантах, и говорит, что эти разные причины — внешний вздор, а глубинная одна — в характере и стиле работы покойного Мискина. И правильно вы хотели обойти ее на самых малых вариациях: чтобы взрыв баллона не убив Мискина, хотя бы вразумил его. А то задали: никаких взрывов в лаборатории. Чтоб было тихо. Не могло быть тихо — уберегли голову Емельяна Ивановича от внешнего взрыва, так ее разнес взрыв изнутри!
Багрий смотрит на меня с одобрением:
— Да, и именно «разнес», ведь вскрывали череп-то… Растете, Саша, хорошо мотивируете. До этого заброса вы так еще не вникали: Все правильно, я в таком духе и объяснил Воротилину: его-де приказ, его и вина, пусть вызволяет Святослава Ивановича из каталажки. Но тому: тому тоже пусть это послужит хорошим уроком! Так нельзя: — шеф снова светло смотрит на меня. А по-настоящему-то, Саша, выручили своего друга Рындю вы — вашим сверх-забросом и его результатами. Без этого Глеб А. и пальцем бы более не шевельнул. Нет, молодец, герой, требуйте теперь, что угодно.