Алхимические хроники (части 1-3)

Тиха кавладорская ночь. Дождь шелестит по густой летней листве, мостовая блестит в неярком свете редких фонарей, и Алер, закованный в камень набережной, неторопливо катит свои воды. Редкая птица долетит до середины Алера…

Впрочем, если хорошенько размахнуться и прицелиться, а еще лучше — взять какую-нибудь тушку с хорошими аэродинамическими свойствами, то птичка-другая имеет шанс преодолеть заветный рубеж.

Тиха, еще раз повторяю, ночь в Талерине. Кажется, из всего населения столицы не сплю только я — кручусь у зеркала, проверяю качество макияжа, длину прически… Может, мне покраситься? Ярко-рыжий — не мой колер. Надо бы использовать натуральные цвета — бежевый, или цвета палой листвы… Еще лучше — цвет каштан, с оттенком жжёной охры. Интересно, если спросить в лавке — продадут, или скажут, что нет, таких цветов в природе не водится?

Я ещё раз взглянула на своё отражение в огромном бронзовом зеркале — таки да, я могу позволить себе такую роскошь, как использование в быту вещиц, которые сделаны лет за тысячу до моего рождения, — и вдруг из глубины темной полированной поверхности на меня надвинулось нечто.

Нечто было бледненьким подобием сильно растянутого на дыбе скелета гнома. По сравнению с обыкновенными скелетами оно отличалось: а) волосиками — серыми, будто присыпанными пеплом; б) костюмчиком — обычно скелеты, развратники этакие, одежонкой себя не утруждают (разве что найдется какой-нибудь оригинал с плохо забытыми привычками); в) кожей. Кожа была, как уже упоминалась, бледненькой, но явно не попорченной тлением.

Надо ли говорить, что от этого зрелища я испугалась?

Я завизжала и перекинулась.

Когда совершаешь переворот через голову и меняешь при этом форму, обычно оказываешься нос к носу с тем, кто — или что — стоит у тебя прямо за спиной. Я и оказалась нос к плечику тощего русоволосого мальчика в темном костюмчике. От неожиданности я заорала еще раз, и подпрыгнула вверх.

Мальчик с отстраненным вежливым любопытством смотрел, как я подскакиваю, как прыгаю на витрину с образцами цинского фарфора, как эта витрина, мать её, рассыпается в кучу осколков, как я прыгаю по острым черепкам, как врезаюсь со всей дури в зеркало, и как это зеркало с солидным гулом падает на пол.

Мальчик, еще раз повторяю, стоял и спокойно смотрел на происходящее безобразие. И вовсе он был не такой бледный и гномообразный, как мне показалось в начале. Оригинал, по сравнению с отражением в бронзе, был — да, тощеньким, не слишком загорелым, но вполне обыкновенным мальчиком. Русые коротко постриженные волосы, впалые щеки, телосложение обыкновенное детское, руки-ноги на месте, нос посреди лица, поджатые в некотором подобии смущения губы и любопытные карие глаза. На вид — лет девять, хотя я в человеческих отпрысках разбираюсь плохо — только и вижу, что тех, кого сюда приводят на экскурсию. А когда в стены Королевского Музея врывается стая воспитанников какой-нибудь воскресной школы, и все одновременно, в сорок-пятьдесят здоровых розовых глоток орут, какие замечательные кругом фигурки, а

смотрите — рысь, как настоящая, и усы у нее длинные, и ушки с кисточками!!! Там не до подробностей. не на детей любуешься, а себя не знаешь, как от травм уберечь…

Я осторожно понюхала мальчика. Кажется, пахнет живым. Ну, если он — живой, чего ж я испугалась?

Перекинулась обратно в человека.

— Мальчик, ты кто такой и что здесь делаешь? — строго спросила я.

Мальчик похлопал густыми черными ресницами, и вежливо ответил:

— Я пришёл в музей.

— Какой музей?!

— Королевский музей, расположенный в Талерине, столице королевства Кавладор, по адресу: улица Неизвестностей, налево от набережной Алера, дом номер тринадцать, — послушно просветил безграмотную меня мальчик.

Он что, издевается?

— Мальчик, какой музей в такое время?! Полночь на дворе! Тебе не говорили, что по ночам нужно спать, а не ходить по незнакомым помещениям!

— В вашем утверждении, сударыня, я усматриваю несколько несоответствий. Во-первых, спать по ночам не означает спать всю ночь. Мой наставник и воспитатель, мэтр Фледегран, на основе данных последних алхимических исследований физиологии человека, утверждает, что для полноценного отдыха достаточно четырех-пяти часов, и если, предположим, я лягу спать в три утра, то как раз к восьми, то есть к завтраку, буду отдохнувшим. Во-вторых, это помещение мне знакомо… Частично. И я как раз хочу исследовать его, пользуясь свободным временем.

— Мальчик, — мурлыкнула я нежно и ласково. — Приходи утром.

— Утром я буду занят.

Я начала терять терпение.

— Чем ты можешь быть занят таким важным?! И вообще — хватит мне заговаривать зубы! Музей открывается утром, и работает до вечера, вот тогда и приходи!

Мальчик, не меняя отстраненно-вежливого выражения на мордашке, отвечает:

— Позволю себе не согласиться с вами, сударыня. Музей был открыт, я вошёл, заплатил за экскурсию. И я ее совершу. — И глазами карими на меня хлоп-хлоп.

— Входная дверь открыта? — обеспокоилась я. Потом моё сознание догнала здравая мысль. — Мальчик, там, рядом с входом, висит красивая табличка, и на ней написано, в какие часы работает музей. Прочитай её, и приходи в соответствующее время. Ну, иди же! — я мысленно представляю, как этот малолетний шутник человеческой породы подходит к двери, как он выходит на улицу, чтобы прочитать табличку, как я запираю за ним дверь на засов…

Мечты, мечты…

— Я, кажется, понимаю, — смущенно улыбнулся мальчишка, — о чем вы говорите. Рядом со входом действительно висит какая-то вывеска, но по ней нельзя определить, в какое время работает музей.

Я бросилась к выходу.

Выскочила на улицу, посмотрела на табличку. В свете полной луны убедилась в том, что она аккуратно измазана какой-то субстанцией (судя по запаху — дёгтем), и определить, что на ней написано, мягко говоря, действительно невозможно.

Следующие две минуты я потратила на размышление о том, в какой ситуации оказалась. Если рассуждать трезво и здраво, то виноватым во всех сегодняшних происшествиях в музее (включая разбитую витрину цинского фарфора и похождения незнакомого мальчика) окажется ночной сторож. Бедный сторож…