Алхимические хроники (части 1-3)

Туулли Лана Борисовна

— Господин инспектор! Господин инспектор! за что ж его? — простонала госпожа Токиата, но ее супруг ответа уже не услышал. Его унесли за угол, потом — в подвал, потом, коротко раскачав за плечи и ноги, швырнули в камеру и с грохотом закрыли дверь на огромный ржавый засов.

— Слышь, убогий, — окликнули Монгела какие-то незнакомцы, когда шаги охранников стихли. — Ты кта таков будешь?

— Я?.. Монгел, счетовод, — пролепетал «маньяк», поднимаясь с усыпанного отдельными чахоточными соломинками пола. Поморгал, привыкая к сумраку. Наконец, различил

очертания нескольких сидящих фигур и медленно, придерживаясь за стену, побрел к ним.

Тяжело опустился на свободное местечко.

— Слышь, счетавод! — вульгарно растягивая гласные, продолжил любознательный обитатель камеры. — За чта тебя сюда? Баранки варавал, чта ли?

Серые фигуры дружно загоготали. У Монгела остатки души попытались найти остатки пяток — увы, те уж давно превратились в мелкое сито…

— За… за убийство, — заикаясь, пролепетал бывший счетовод.

— Харош гнать! — не унимался любознательный. — И каво ты убил-та? Личную казявку?

— Двадцать семь человек, — тяжело вздохнув, сознался Монгел. — Не считая тех, с кем я был знаком заочно.

Минуту в темной камере царила тишина, потом грянул дружный гогот.

Практически сразу же дверь камеры распахнулась, заметались ярко-белые лучи волшебных фонарей, какие-то люди — судя по звуку шагов, люди большие, в кольчугах и вооруженные до зубов… Хотя последний пункт трудно было установить на слух — но помогли удары, которые охранники щедро раздавали направо налево.

Через какие-то секунды, когда с весельем было благополучно покончено, Монгел понял, что его приковали к стене за кольцо, надетое на запястье; другим заключенным повезло то меньше, то больше: кого-то просто отбросили к стенке, кого-то приковали всеми возможными способами, кому-то обеспечили потерю сознания до утра и щедрую головную боль после…

— Не беспокойся, — произнес один из миротворцев, когда с нейтрализацией обитателей камеры было покончено. Поднес волшебный фонарь, осветил лицо Монгела и произнес кровожадно: — Вот он, наш убивец… Ничего, до утра ты здесь никого не убьешь, а утром…

И выразительно, так, чтобы Монгел понял, что имеется в виду, почесал ребром ладони собственную шею.

Мог бы и не стараться — у несчастного счетовода уже не осталось сил, чтобы паниковать. Он тихо потерял сознание.

Когда он пришел в себя, по углам камеры шелестел тихий шепот:

— От оно как… Хлипкий, мелкий, а тудыть! Двадцать семь человеков завалил! Да столько же гномов, пятерых троллей, а гоблинов — и вовсе без счету…

— Еха как судьба человека шкандыбает! Такой бы из него горлорез получился, а уже не, — громкий звук всасывания бывшего обеда из зуба, — хана… Волки позорные, спокушники наши, такого человека под топор подставили!..

Услышав из этого «достоверного» источника, что завтра его ожидает казнь, Монгел еще раз потерял сознание — теперь уже до утра.

Десятый день месяца Паруса

Ощущая подрагивание в коленях, Монгел

покорно позволил снять себя с цепи и перенести наверх, на первый этаж, в кабинет сыщика. Хозяин кабинета — тот самый, усатый и представительный, который вчера похищал несчастного счетовода, ругался с мэтрессой Далией. Как догадался Монгел после нескольких услышанных фраз, мэтресса протестовала, что приговор убивцу вынесен без ее участия, что она еще не закончила подробный анализ личности и комплексов приговоренного, что ей чихать на торжество справедливости — пока Монгел не разобрался со своим подавленным Я, казнить его не обязательно, не нужно, и так далее.

В итоге господин Клеорн рявкнул, грозно встопорщив усы:

— Хотите его изучать? Пожалуйста! У вас полчаса времени, пока я найду штатного специалиста по наказаниям.

— Скажите, инспектор, — осведомилась Далия, с карандашом и блокнотом наготове ожидая ответа: — Насколько часто вы заменяете понятие, имеющее резко негативный смысл и употребляемое в отрицательном контексте, служебным эвфемизмом?

Инспектор прорычал что-то, плюнул и ушел.

Мэтресса подскочила к Монгелу и потянула куда-то.

— Быстрее! Нельзя терять ни минуты!

— Что… куда… зачем…

— Это ваш последний шанс, сударь! Скажите честно, вы виновны?

— Да… я…

— Нет, нет! Я не требую признаний! Я лишь прошу — пожалуйста, загляните в свою душу — и скажите, вы действительно лишили жизни всех своих жертв?

— Я хотел этого. Иногда сны бывают такими реальными! — низко повесив голову — чтоб успеть начувствоваться шейный остеохондроз, до тех пор, пока топор не прекратит траты на костоправа и растирания, — ответил несчастный «убивец».

— Дорогой господин Монгел, это ведь так естественно — ведь во снах мы проживаем то, что нам не суждено прожить в настоящем макроэргическом пространстве реальности! — с доброй улыбкой лектора ответила Далия.

— А что такое…

— Не отвлекайтесь. Сознавайтесь — вы убили, или лишь желали убить?

— Желал, — печально сознался Монгел и заплакал.

Далия возвела очи горе, потрясла руками, призывая богов быть свидетелями ее долготерпения, потом подошла к стене, свободной от шкафов и сейфов, легонько ее толкнула — и стена, предусмотрительно разобранная бригадой очарованных Алхимией и сапиенсологиней гномов, развалилась на отдельные кирпичи. Монгел от удивления позабыл о слезах.

— Бежим! — коротко скомандовала Далия и потянула бедолагу за собой.

С другой стороны разрушенной стены мэтрессу поджидал степенный гном-строитель. Он уважительно поддержал алхимичку при прыжке через каменную груду, подтолкнул Монгела, который в страхе замешкался; потом бригадир заорал на подчиненных — что вы, пиво пить сюда нанимались, или давайте все же поработаем! Скрытые пылью, поднятой декоративно-ремонтными работами, беглецы рванули прочь от оплота законности и добронравия.