Алхимик в Пустыне
Шрифт:
(30) Еще были третья, четвертая и пятая стороны рассматриваемой проблемы: маменька, которая настоящая маменька, велела Раджу быть с Кадиком ибн-Самумом вежливым. Маменька, которая всеми правдами и неправдами сумела сохранить за Раджем пост городского судьи, считала, что иногда согласиться можно — если, допустим, потом подарят что-нибудь приятное. Маменька, с которой папенька чуть не развелся, а не развелся исключительно из-за того, что умер — утверждала, что все мужики — козлы, а значит, им доверять им нельзя по определению.
Иногда сиятельный судья Радж думал, как сложилась бы его жизнь, если бы он родился в какой-нибудь другой семье; или, допустим, не унаследовал от отца пост городского судьи, или, предположим, его отец оставил бы не четырех безутешных вдов, а хотя
(31) Первое Природное Начало — Огонь, Второе — Земля, Третье — Вода, Четвертое — Воздух.
(32) Друг мэтра Вига — отец Гильдебран — долгое время был главой Ордена Единорога. См. "Алхимик, Маг и К."
IX. Ильсияриада
X. Беды и гадости
Вертано, ночь с 17-е на 18-е месяца Барса
Когда стало ясно, что торговый караван, с которым путешествовали Джоя, Оск и их разгульное воображение, успевает дойти до столицы герцогства лишь к семнадцатому числу, Оск начал нервничать. Дослужившийся за несколько дней до звания помощника торгового капитана — седоусый важный наемник, командовавший охраной каравана, оценил, насколько лихо проявил себя Оск при встрече с ватагой троллей и чуть позже, когда вышла небольшая стычка с конкурентами, — принц-в-бегах жаловался Джое, что ему очень, очень надо бы поспеть к началу состязаний по выбору Покровителя Года. Оск даже подумывал, а не бросить ли караван — ведь лошадью и кой-какими деньжатами он уже разжился, да и не двинуться ли в Вертано более быстрым ходом, прихватив лишь Джою да материализовавшуюся белую горячку…
Потом торгового капитана скрутил страшный враг под названием «люмбаго»: пожилой господин Бертирос, обложившись подушечками, скатками и мешками с мягкой рухлядью, храбро и мужественно терпел подскакивания и тряску фургончика, но ни о какой проверке ближайших дорог и ежечасном объезде каравана и речи не шло. Пришлось Оску принять командование. К восторгу Джои, ее спаситель справлялся с новыми обязанностями так легко, как будто родился с генеральским жезлом в руках. Конечно, не генеральским — девушка сама понимала, что не стоит сравнивать управление двумя дюжинами наемников и присмотр за тремя десятками фургонов с настоящим сражением, но воображению не прикажешь… В смысле, исконному, дацианскому воображению, а не тому плоду фантазии, который упорно тащился за Джоей и время от времени подавал подвывающе-мурлыкающий голос, комментируя поступки Оска (всегда язвительно), некоторые решения Джои (очень нахально), погоду, питание, пролетающих журавлей, шныряющих по кустам кроликов и прочая, прочая, прочая…
К вечеру семнадцатого дня месяца Барса караван достиг Вертано. Господин Бертирос заплатил Оску за его труды дюжину полновесных кавладорских золотых, Джое — целых три монеты за то, что облегчила ему стихами, притираниями, компетентными алхимическими рекомендациями и рассказами о призраках сражение с люмбаго, воображаемому коту-в-доспехах, ставшему проклятием всего торгового каравана, кинул на прощание копченое баранье ребрышко… И теперь, когда у путешественников появились деньги, чтоб заплатить за телепорт до Аль-Тораза или Ильсияра, намерение Оска спешить в Эмират и участвовать в гонках вдруг резко его покинуло.
Причиной тому была сломанная ось кареты. Какой кареты? Да так, проезжал по улицам Вертано некий экипаж…
После ужина, первого горячего ужина за несколько дней, к тому же сервированного не в походных оловянных мисках, на собственных коленях, а на настоящем (не подпрыгивающем!) столе, на белой скатерти, поддельном, но все-таки фарфоре, со столовыми приборами (количеством больше одного ножа на всех), который настроил молодых людей и их общую нахальную фантазию на романтический лад, Оск предложил
Но и Джоя, и Оск не стали привередничать. Пожар в любом случае пожар, даже если маленький. А их навязчивая идея отправилась в первые ряды и внесла приятное разнообразие в действия пожарной команды, отдавая приказы завывающим голосом… У Джои даже возникла мысль, а не видят ли все прочие толстого пушистого черно-белого кота в странных доспехах, но тут Оск взял ее под руку и начал что-то бормотать, очень смущенное и возвышенное — дескать, ему нравится ее умение терпеть житейские неприятности, ее способность легко находить что-нибудь хорошее в самой сложной ситуации… Даже ее стихи, которых он, признаться, понимает не всегда, ему тоже нравятся своей оригинальностью и крайне нестандартным отношениям к прозе жизни… И как посмотрит сударыня Джоя на то, чтобы продолжить знакомство, скажем…
В этот момент Оска невежливо прервало ржание лошадей — неумелый возница не рассчитал поворот, и управляемый им экипаж зацепился колесом за угол дома. Кучер закричал на лошадей, лошади запутались, карета сделала попытку развернуться, что-то хряснуло, одно из колес слетело, а потом экипаж стал весьма уверенно опрокидываться. В то мгновение, когда карета опасно накренилась и вот-вот грозила обрушиться на мостовую, Оск уже оказался рядом, подставил свое сильное плечо, тем самым спасая и имущество, и его владелицу. Хрупкая сеньорита выпорхнула из экипажа и чуть ли не со слезами на глазах бросилась благодарить отважного рыцаря.
Джое только и оставалось, что стоять в сторонке, слушать восхваления донны де Неро в адрес Оска — которого, говоря по чести и совести, дацианка уже успела классифицировать как собственного поклонника, — и сравнивать. Что такого есть у этой иберрийки, думала Джоя, когда донна де Неро пригласила их к себе, в гостиницу "Золотая Пика", отпраздновать чудесное спасение и не менее замечательное знакомство, — что такого есть у нее, чего нет у меня? Фигура? Да нет, меланхолично рассуждала Джоя. У меня тоже фигура имеется. Может быть, не такая… хмм… фигуристая, но ведь есть! У Джои и лицо, и телосложение скорее узкие, вытянутые, у Кассандры — и то, и другое приятно-округлое, но не слишком изобильное. Они обе темноволосы — только у Джои локоны цвета темной ночи, а у Кассандры-Аурелии, скорее, темного дерева — такие, с едва заметным оттенком очень крепкого кофе. Глаза у иберрийки темные, а у дацианки светло-голубые, но опять же — у Джои это просто органы зрения, а у донны де Неро — с каким-то таинственным огоньком внутри, этакие лавовые ловушки… Они даже были почти ровесницами, по крайней мере, Кассандра сказала, что ей всего девятнадцать, и потому предложила быть запросто "на ты", но Джоя… Джоя почему-то не поверила. Была в Кассандре-Аурелии какая-то старомодность, солидность, плохо соотносящаяся с юным возрастом, а может, это только казалось взгляду ревнивицы?
А вот чего точно не было у Джои — так это великолепных нарядов в иберрском стиле, то есть приталенных, антиобщественно коротких — все платья донны де Неро открывали лодыжки, а некоторые так вообще были еще на целых два дюйма короче! — и с обязательными жакетиками-болеро. Всё расшито великолепной вышивкой — виноградные грозди, рубиновые драконы, золотые пики, подсолнухи, зеленые веточки плюща и тому подобные радости, — все скроено точно по фигуре, подобрано так, чтоб отразить вкус своей хозяйки… Не было у Джои и великолепного изумрудного ожерелья, которое Кассандра-Аурелия, судя по всему, носила всегда — по крайней мере, оно было на ней во время путешествия, окончившегося столь печально, и позже, когда они ужинали в гостинице "Золотая Пика", донна не сняла драгоценное украшение, хотя к простому белому платью оно, на вкус дацианки, совершенно не подходило.