Али-баба и Куриная Фея
Шрифт:
— Какое великолепие! — восторгалась Бритта. — Тюлевое платье в воланах!
О своих рваных чулках, которые вот уже три дня лежали на тумбочке и дожидались штопки, Бритта совершенно забыла.
В седьмой комнате назревал скандал. Заноза и Факир требовали, чтобы Али-баба немедленно отправился во двор и почистил там свои грязные сапоги, которые «благоухали» на всю комнату. Али-баба возражал: он только что принял горячий душ, а на улице холодно.
Карл Великий, приятно утомлённый после
— Эй, — заявил он грозно, — ты что, ждёшь специального приглашения?
— Фу-ты ну-ты! Я почищу сапоги, но попозже. Зачем такая спешка?
— Зачем тебе спешить? — как тигр рычал Факир. — Ведь ты вырос в свинарнике. Но не воображай, что мы весь вечер будем терпеть это!
Заноза, усевшийся за письменный стол с книгами и тетрадями, чтобы приготовить уроки, угрожающе взмахнул линейкой.
— Послушай, Али-баба, — заявил он, — то, что ты дурак, нас не касается, но дерзить себе мы не позволим. У нас не детский сад, и, если ты не будешь вести, себя как следует, мы тебе покажем. Смотри! Хочешь ты этого или нет, мы тебя воспитаем, Для того тебя фрейлейн Стефани сюда прислала.
Али-баба скорчил гримасу. Затем он вытащил из-под кровати сапоги и начал соскребать с них грязь перочинным ножиком.
Это был прямой вызов! Заноза стукнул линейкой по столу.
Карл Великий, который, лёжа на кровати, пускал вверх колечки дыма, грозно поглядел на Али-бабу сквозь очки.
— Эй! Заноза, Факир, дети мои, — поучал он своих товарищей, — не позволяйте ему грубить.
Сам Карл Венцель был слишком ленив, чтобы подняться, — ведь он так удобно устроился, — а кроме того, он был староста комнаты.
— Мы должны воспитать в Али-бабе уважение к старшим, — продолжал Карл. — Дайте ему разочка два! Разомните ему кости как следует.
Бросив учебники и тетради. Заноза поспешил на помощь Факиру, который сцепился на полу с Али-бабой.
Али-баба сопротивлялся до последней возможности, но потом Заноза схватил его за ноги, а Факир всей своей тяжестью навалился на его руки.
— Ну, как дела? Узнал, где раки зимуют?
Лицо Али-бабы едва заметно дрогнуло. Ему было очень больно, но он стиснул зубы и промолчал. Нет, нет, он не закричит ни за что!
Карл Великий чувствовал себя обманутым. Он уже втихомолку радовался, ожидая услышать громкие вопли Али-бабы.
— Не так робко! Жмите крепче, тяните его за ноги! — кричал он.
Его слова возымели действие. Подручные палача старались вовсю. Они мяли, давили, тузили, колотили, дубасили и щипали свою жертву.
— Ну как, довольно? Сдаёшься? Проси прощения!.. Ну!
Али-баба крепко сжал зубы и не издал ни звука. Он был терпелив — отчим достаточно приучил его к побоям.
Факир и Заноза продолжали «перевоспитание» Али-бабы. Они стонали от напряжения, их силы подходили к концу.
В вестибюле зазвонил звонок. Карл Великий
Али-баба как ни в чём не бывало вскочил на ноги. Показав ребятам язык, он проскользнул за дверь, прежде чем Заноза успел запустить в него линейкой.
— Какая дрянь! Но терпение у него есть. Твёрд как камень!
Факир вытирал пот, Заноза приводил в порядок свою растрепавшуюся шевелюру.
— Ничего! Будет время — мы с ним справимся. Это логично, — пророчествовал Карл Великий.
Они вышли из комнаты. По дороге Факир споткнулся о грязные резиновые сапоги Али-бабы, которые по-прежнему валялись посреди комнаты. Он поднял их, отнёс в туалетную комнату и после этого тоже спустился в столовую.
Али-баба по-прежнему сидит за отдельным столиком в коридоре. «Массаж» вызвал у него жажду. Он пьёт чай, две большие чашки подряд. Ребята один за другим пробегают мимо него в столовую, но Али-баба их не замечает. Последней спускается с лестницы Рената. Она только что спешно дописала письмо к сестрёнке; по дороге она опускает его в почтовый ящик, который висит тут же, в коридоре.
В столовой воцаряется тишина. Али-баба осматривает свою порцию. На ужин горячего не полагается.
На тарелке лежат пятнадцать граммов масла, а вокруг него аппетитно разложены три ломтика колбасы, кусочек сыра и кусок шпига. Всему этому Хорст Эппке предпочёл бы полную тарелку картошки с подливкой. Это куда сытнее. Он берётся за хлеб, просит у фрау Хушке горчицу. Тарелка пустеет. Колбаса, масло и сыр исчезают, но сало остаётсялежать. Брр!.. Али-бабу передёргивает. Он не переносит ничего жирного. Что же делать с салом? Кому его отдать? Может быть, Малышу или…
Из столовой выходит Макки, размахивая пустым чайником.
— Ну что, деточка, поболтать не с кем? — дразнит он Али-бабу, пока фрау Хушке наливает на кухне чайник.
Али-баба делает вид, что он не слышит. Тут за чаем приходит Стрекоза. Она стоит у двери в кухню и насмешливо смотрит на Али-бабу.
— Фрау Хушке, не высовывайтесь из кухни: Али-баба ест горчицу и может вас обрызгать, — хихикает Стрекоза и, схватив полный чайник, убегает обратно в столовую.
— Глупая болтушка! — Али-баба чуть не захлебнулся чаем.
Он рассержен. Хороши товарищи! Тьфу, черти! Нет, сала они от него не дождутся. Лучше отдать его кошке…
А вот кстати и толстый интернатский кот Петер. Мягко ступая, он скользит по коридору. Али-баба показывает Петеру сало и подзывает его к себе:
— Кис-кис-кис!
Выгнув спину дугой, Петер неохотно обнюхивает сало. «Покорно благодарю!» Всего лишь десять минут назад Петер поймал в сарае жирную мышь и поужинал. Он сыт по горло. Гордо поглядывая по сторонам, кот направляется в тёплую кухню, а сало остаётся лежать на том же месте, куда его бросил Али-баба.