Алиби для медведицы
Шрифт:
– Спасибо. Слушай!
– Чего еще?
– Это ты за мной ездил вчера?
– Я? За тобой? Мне что, делать больше нечего? Я тебя в первый раз вижу!
– А… ты чего здесь спишь?
– Нельзя, что ли? Дочку я свою пасу! Она там гуляет, – кивнул он на ворота.
– Хм, понимаю, – усмехнулся я. – Я свою больше не пасу, бросил. Бесполезно!
– Твое дело.
Я сел в автомобиль, завел мотор и поехал. Конечно, у меня не было уверенности, что вчера я видел именно эту машину, номер разглядеть не успел, а так – один в один. Теперь номер я рассмотрел: три – семь – один. Только зачем он мне?
Я свернул направо и,
Не ускоряясь, я все поглядывал назад, сколько хватало зрения, и в самый последний миг, когда, казалось, глаза уже не разглядят, выехала-таки знакомая «девяносто девятая»! Не выдержал дочкин папа, сукин сын! Терпения не хватило.
Я дал газу, мотор взревел, и джип мой как снаряд полетел вперед. Доехав до леска, я нашел удобное местечко между деревьями, устроился там и стал поджидать. Авто с номером «три – семь – один» пронеслось мимо меня. Кто же это меня выслеживает? И на кой пес? Единственное, за что можно было сказать спасибо всем этим «непоняткам», – они отвлекали меня от мыслей о Татьяне.
Снова выехав на трассу, я помчался теперь сам за своим преследователем, шел какое-то время за ним след в след, вышел на «встречку» на пустой дороге, чтобы быть с ним бок о бок, опустил правое стекло, чтобы он меня видел, и приветливо помахал рукой. После чего, прибавив газу, ушел вперед. Подумалось, смешно будет, если опять какое-то совпадение!
Когда показался краснобаковский ретранслятор, я пожалел, что рядом нет Валерика. Валерик всегда радуется как ребенок, видя его, словно эту мачту подарили лично ему на день рождения. Дело в том, что раз появлялся ретранслятор, значит, скоро поворот на объездную Красных Баков, куда мы всегда и сворачиваем, уходя с Кировской трассы на более спокойную, приятную дорогу. Однако на этот раз я поехал прямо, в Баки. Спросил у паренька, где улица Луговая, он мне объяснил.
Луговую, восемь, я нашел без труда, ведь в городке негде заплутать. Подойдя к нужному дому, позвонил в звонок. Здесь все было цивильно – звонок! Через короткое время на крыльцо вышел мальчик, державший в руках дорогущий смартфон.
– Привет! – поздоровался я с продвинутым ребенком. – Сурин Евгений Иванович здесь живет?
– Батя в конторе, – ответил паренек. Городской сказал бы «в офисе». – Вон! – кивнул он на другую сторону улицы.
Посмотрев через дорогу, я увидел… настоящий теремок! Красиво выкрашенный разными цветами домик с наличниками на окнах. Рядом с «теремком» имелся рекламный плакат, предлагавший срубы, бани, ремонт, строительство, стройматериалы и так далее. Ознакомившись с ним, я потянул на себя дверь «конторы» и заглянул внутрь.
– Заходи, не стесняйся! – поощрили меня из теплого помещения.
– Здравствуйте, – произнес я, всматриваясь в двух человек за столом, хозяина и, судя по всему, посетителя, и вдруг замер. Рядом с жилистым мужиком с обветренным лицом сидел… Саня Паритет.
– Здорово, Саня!
– Здорово, – удивился тот. – Ты как здесь?
– Да вот, насчет бани хотел спросить, – с ходу придумал. – Что почем?
Мысль в моей голове стала раскручиваться все быстрее и быстрее, словно мотоциклист в цирке, намеревающийся прокатиться по вертикальной стенке.
– Охотники городские, – сказал Саня хозяину «теремка», – дом у нас в Кувшине купили.
– Это чей? – спросил
– С крышей все в порядке, – похвалил я его работу, – не течет, не едет…
– Значит, баню, говоришь? А какую? – поинтересовался он.
– Небольшую, наша-то уже только на дрова годится.
– Ну, вот, смотри… – Мне был предоставлен эскиз…
С Паритетом мы вышли вместе. Закрывая за нами дверь «теремка», я думал лишь об одном: как подступиться к разговору?
– Ты в Кувшин?
– Да. Приятель это мой, Женька Сурин. В армии служили вместе. Сети разобрали вчера, на рыбалку собираемся.
– Хорошее дело.
Я пискнул «сигналкой», и мы забрались в машину.
– Удобно, – оценил Паритет. – Просторная тачка!
– В умении создать комфорт буржуям не откажешь, – согласился я с ним, аккуратно объезжая лохматого кобеля, развалившегося на дороге, и боковым зрением наблюдая за Саней. Он сегодня был поживее, чем обычно. Видимо, дорога и мысли о будущей рыбалке с приятелем взбодрили его. – Значит, мужика этого давно знаешь? – еще раз уточнил я.
– Говорю же, служили вместе. Да и сейчас часто общаемся. Не сомневайся, он мужик старательный, – по-своему понял мой вопрос отец Славика Чумы.
Мы проехали Красные Баки, поворот с объездной. Я поддал газу и сказал Сане:
– Я видел его работу. Он мотель строил в Бодреевке.
– А! Да, – подтвердил Саня.
Я выдержал паузу, набрал побольше воздуху в легкие, выдохнул и задал главный вопрос:
– Саня, твой сын работал на строительстве мотеля?
Паритет изменился в лице, словно я ударил его. Глянув ему в глаза, я вновь отвел взгляд на дорогу.
– Работал, – нехотя признался Саня. – Зачем ты спрашиваешь?
– Там из церкви иконы… – Я попытался подбирать слово: – Вынесли.
Продолжая рулить, я физически ощущал, как воздух в салоне сгущается. Ручища Паритета, весившая как моя нога, поднялась и сгребла в кулак воротник моей рубашки из брендового бутика. Голова моя вдавилась в подголовник сиденья, руль пришлось удерживать вытянутыми руками. Не сказать, чтобы это было удобно! Ногой я кое-как нажал на тормоз и остановил машину.
– Ты чего Славку моего беспокоишь? Его нет уже! – процедил мой страшный пассажир.
– Извини, Саня, – прохрипел я. – Отпусти, говорить неудобно!
На Паритета, очевидно, произвело впечатление, что я, оказавшись в плачевном состоянии, оставался спокоен. Он убрал руку.
– За что тебя Паритетом прозвали? – посмотрел я ему в глаза. – Я знаю! Тогда кувшинских в Епифанихе тамошняя братва прижала, возле магазина, пятнадцать против восьмерых, и Гоша Петров спросил, дескать, не много ли вас, ребята? Не по-честному! А ихний коновод, кликуха Весло, упрекнул было Гошу, очко, дескать, взыграло! А тут ты ехал мимо на мотоцикле и, естественно, присоединился к своим. «Вот теперь – паритет», – сказал Гошин брательник Толян. Откуда только слово взял? Из газеты, должно быть… Славно вы тогда наваляли епифанихинским, да? Ты один семерых стоил, так ведь, Саня? Как мыслишь, в те годы захотел бы ты руки на себя наложить? Могла найтись на то причина? Думаю, вряд ли! Хоть тюрьма впереди, хоть война… Славка твой, царствие ему небесное, был боец не хуже тебя, молодого. Очень сомневаюсь, что он сам сотворил над собой такое!