Алиса убивает любимых
Шрифт:
Поселившись в одной из недавно выросших многоэтажек Новой Москвы, в довольно живописном, но отдаленном районе недалеко от реки, они с матерью решили начать все с самого начала. В глубине души Алиса знала, что это место никогда не станет ей домом, но все же по началу старалась поддерживать мать, и, переступая через себя, даже помогала ухаживать за сестрой. Вся их жизнь на следующие годы была принесена в жертву этому невинному безобразному чудовищу, требующему к себе постоянного внимания. Алиса же, так внезапно предоставленная сама себе, стала все больше замыкаться в своем внутреннем мирке, спасаясь от страхов окружающего. Редкие свободные часы она проводила в одиночестве, гуляла вдоль реки или сидела, свесив ноги, на плотине, наблюдая за тем, как волны
Когда Алисе исполнилось тринадцать, у нее не осталось уже никого на целом свете. Отец все чаще нарушал свое обещание навещать семью – его не было рядом, когда он был так нужен. От матери Алиса тоже отдалилась: та за эти годы сильно постарела, перестала следить за собой, все свои жизненные силы бросив к ногам младшей дочери. Прежде близкие люди внезапно стали Алисе совсем чужими, поэтому ей пришлось научиться справляться одной. Алиса была несчастна, и во всем она винила это огромное тупое семилетнее чудовище, ненависть к которому заполнила ее без остатка. И однажды, сидя на плотине под проливным дождем, когда вода поднялась у нее под ногами на несколько метров, и безумная стихия готова была вот-вот сломать бетонные блоки, Алиса вдруг твердо для себя решила, что пришло время сломать эту безвыходную действительность, с которой она так долго мирилась.
Был поздний вечер, мать задерживалась в гостях, и когда Алиса вернулась домой вся мокрая, сестра сидела в полуметре от телевизора, погруженная в рекламный сюжет. Она даже не повернула свою огромную голову, когда открылась дверь.
– Хочешь посмотреть на золотую рыбку? – спросила Алиса, отжав волосы. – Это рыбка волшебная и исполняет желания.
– Хочу, хочу! – радостно закричало чудовище своим низким хриплым голосом. Оно до сих пор не выговаривало большинство звуков.
– Тогда одевайся, уродец, и пошли за мной, – сказала Алиса. Оно захлопало в ладоши, шумно поднялось с пола, радостно и неуклюже побежало в прихожую натягивать ботинки.
Они вышли из дома под непрекращающимся ливнем и направились к реке. Всю дорогу чудовище беззаботно прыгало по лужам и кричало в припадке беспричинной радости. Несмотря на то, что никого рядом не было, Алиса боялась, что их могут заметить, поэтому пыталась заткнуть сестре рот и все время оглядывалась по сторонам. Когда они дошли до плотины, Алиса помогла сестре подняться по проросшим бетонным блокам и перелезть через ржавое ограждение. Несколько секунд они стояли вместе на оглушающем ветру и смотрели вниз, туда, где у их ног бушевала стихия. Чудовище было испугано и крепко вцепилось в Алисину руку. Спутались жидкие волосы на огромной непропорциональной голове, маленькие широко расставленные глазки отчаянно искали что-то в кромешной дикой тьме, разверзшейся у крупных, широко расставленных ног. В тот момент, наблюдая за этим странным существом, Алиса впервые почувствовала к нему некое подобие жалости.
– Ну где же рыбка, Алиса? Где же рыбка? Алиса обещала рыбку, где она? – сердито кричало оно, не поворачивая головы.
– Там, плавает внизу, – говорила Алиса, – не бойся, подойди поближе.
– Нееет, я упаду!
– Не упадешь, уродец, если что, я тебя удержу, – говорила Алиса, и по ее лицу текли слезы. – Обещаю.
– Хорошо, только если Алиса удержит! – Оно отпустило Алисину руку и сделало несколько маленьких шажков вперед. Время остановилось для Алисы: капли повисли в воздухе, замерли разъяренные волны, мгновенно стих ветер, сбивавший с ног.
– Прости меня, уродец, – шепнула Алиса, закрыла глаза и толкнула чудовище, сломавшую ее жизнь, с обрыва.
И тогда кто-то будто снова завел часы, выкрутив все громкости на максимум. Мир ожил после короткой перезагрузки и заработал на удвоенной мощности. Механизм продолжил работу, лишившись одной маленькой уродливой детали. В окружающем реве стихии не было слышно ни вскрика, ни хруста. Монстр бесследно исчез в тишине, а Алиса впервые за долгие годы почувствовала себя свободной
Когда Алиса, вымокшая до нитки, вернулась домой одна, ее мать уже сидела за столом на кухне с чашкой давно остывшего чая, уставившись стеклянными глазами в одну точку, как будто уже почувствовала, что случилось что-то страшное. «Где твоя сестра? – спросила она как под наркозом. – Где вы были?» Сначала Алиса промолчала, медленно разделась и повесила мокрую одежду в шкаф, из-за чего на его полу сразу возникла лужа. А потом прямо из прихожей тихо призналась, что они с сестрой были на плотине, что с этим монстром покончено, что они остались навсегда вдвоем, и, возможно, теперь будут счастливы. Сказав это, Алиса в каком-то трансе прошла в свою комнату и закрыла за собой дверь. Не сразу обрушилась истерика, потребовалось несколько секунд перед тем, как пришло осознание, и тогда черной бушующей рекой крик, вырвавшийся из самых глубин материнской души, заполнил бетонную пустоту стен.
С того дня прошло уже шесть лет. Мать сохранила тайну, но так и не простила Алису, перестав видеть в ней свою дочь. Мечте не суждено было сбыться: за все это время они не были счастливы ни дня, а полгода назад мать не выдержала и повесилась в шкафу с разбухшим от воды деревянным полом. Вот почему одинокая девятнадцатилетняя Алиса, похоронившая своих любимых, решила умереть и пришла в клуб самоубийц.
7.
Когда фонарь погас, комнату с розовым слоном наполнил густой мрак, выбивший меня из гипноза Алисиных слов. Исповедь была закончена, воздух снова сперла эта проклятая тишина, в которой все боялись даже пошевелиться, и я был вместе со всеми – словно связан по рукам и ногам. Меня поразила эта вырванная с нервом история, изложенная в одном неудержимом потоке болезненного сознания. Никогда еще я не узнавал о другом человеке так много, никогда еще я не чувствовал столько чужой боли, отчаяния и одиночества, которыми меня накачала Алиса. Она вскрыла свою душу, совершила моральное сэппуку, вывалив на бетонный пол подвального клуба свои внутренности. Она предстала во всем этом чокнутом великолепии, пустила нас к себе под кожу, чтобы мы порылись там в поисках несуществующего ответа и вынесли приговор. Но разве можно быть хоть немного объективным после услышанного?
От этой давящей со всех сторон невыносимой тишины, от сырого ожидания и неизвестности можно было сойти с ума. Никто не хотел говорить, все ждали слов Первой. А я будто впал в какую-то кому. Все думал о том, можно ли соврать Алисе, как-то подбодрить ее, сказав, что-то в духе «ты не виновата» или «все будет хорошо»? Изменило бы это хоть что-нибудь? Я не знал, потому и молчал, боясь сделать все только хуже. Я просто пытался всмотреться в лицо Алисы, прочитать ее, но она была отрезана от меня стеной непроницаемой темноты. Мне оставалось только смириться и ждать.
«Ты можешь уйти», – сказала наконец Первая, и я почувствовал, как у меня внутри что-то упало. Ночь откровений закончилась, моя очередь была снова пропущена.
Выходя, я заметил, как Первая обняла Алису у железной двери и что-то вложила ей в руку. Я увязался за ней. В толпе бледных сутулых призраков мы с Алисой поднялись из подвала и вышли на рассветный сырой воздух, вместе пролезли через щель в сетчатой ограде и направились через заросший пустырь к станции. Я следовал за ней, даже не пытаясь прятаться, метров в десяти и держал эту дистанцию. Почему-то я был зол, наверно, из-за того, что от меня что-то скрывали.