Алитет уходит в горы
Шрифт:
– Зимой из Петропавловска направили сюда на собаках одного паренька, - сказал Лось.
– Толковый парень. Студент. На географическом факультете учился. Языки знает. И чукотский язык выучил у какого-то старого профессора. Грустно мне было, когда я отправлял его в этот далекий путь. Чи доехал, чи не доехал? Ничего не известно о нем. Ни слуху ни духу.
– Да, Лось! Ни с одного квадратного километра этой большущей земли не подашь радиограмму. Вот уж поистине о человеке, высадившемся на эти берега, можно сказать: канул, как в воду.
Вдали показались
– Капитан говорит, что один - наш, другой, поменьше, американский, - сказал Лось, вперив зоркие глаза вдаль.
– Толстухин, дай-ка поглядеть в бинокль!
– попросил он и, насмотревшись, сказал: - А теперь погляди сам. Какое-то двухмачтовое судно. Вот и первая встреча.
– Подожди, подожди, Лось. Ведь это, может быть, американский пароход "Бичаймо", который везет пушные фактории на Чукотское побережье. Помнишь, в губревкоме говорили? А ну, дай бинокль!
Посмотрев, Толстухин сказал:
– Шхуненка какая-то.
Оба они следили за шхуной, которая шла навстречу и затем, свернув, стала прижиматься к островам.
– Какая-то иностранная надпись на ней. Пойдем. Лось, на мостик к капитану, он нам прочтет.
– Вот посмотрите, капитан: що цэ такэ плавает там?
– подавая бинокль, сказал Лось.
– А я уже посмотрел. Мой бинокль немного лучше вашего. Контрабандист "Поляр бэр", или по-русски "Полярный медведь". Известный корабль! Но не думайте меня упрашивать охотиться за ним: шхуна находится в экстерриториальных водах. Сегодня она будет на Аляске, - разъяснил капитан.
Они посмотрели на удаляющуюся шхуну и закурили.
– Ну, товарищ Лось, сейчас будем прощаться. Может быть, зайду на обратном пути, если льды не зажмут меня, - сказал капитан.
– Как, уже сходить?
– Да, да, готовьтесь отдавать концы.
Вскоре "Совет" стал на рейде и отдал якорь на траверзе большого селения, состоящего из одних чукотских яранг. Пароход загудел.
К борту быстро подходила байдара.
– Лось, Лось, иди сюда! Вот едут твои марсианцы, - сказал Толстухин.
Лось подбежал к правому борту. Он сразу же заметил в байдаре между охотниками Жукова. Радостная улыбка озарила лицо Лося. Он во весь голос закричал:
– Андрюшка! Жив! О, цэ гарно! Залезай скорей сюда, я тебя обнимать буду!
– Сейчас, сейчас, Никита Сергеевич, - ответил ему Жуков и полез по штормтрапу.
Лось схватил Андрея и заключил его в объятия со всей мощью, как в тиски. Он долго держал его и, наконец отпустив, шагнул назад и, разведя руками, сказал:
– Мамо! Как будто я домой приехал, увидев тебя?
– Давно и я поджидаю тебя, Никита Сергеевич. Даже соскучился.
– А эти люди, что с тобой приехали, добрые парни?
– Друзья, Никита Сергеевич. Я здесь уже много друзей приобрел. Чудесный народ!
– Добре, добре! Ну, разведчик, пойдем знакомиться с ними.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Зима еще не наступила, но пролив уже забило тяжелыми льдами. Полярное лето промелькнуло, как будто вовсе его и не было.
Повалил снег,
Среди яранг появился четырехугольный домик уполномоченного ревкома. В отличие от круглых яранг обтекаемой формы, этот домик больше заносило снегом, и сугробы вокруг него вырастали на глазах. Вскоре домик занесло совсем, и казалось, что дым, выходящий из трубы, валит прямо из-под снега.
– Ну и хорошо, что завалило снегом, - сказал Жуков.
– Отапливать по-настоящему нечем, а в снегу все-таки теплей.
Пароход "Совет" спешил в Колыму и не выгрузил всего, что нужно было для ревкома. Капитан обещал разгрузиться на обратном пути, но пароход так и не зашел. Узнать теперь что-нибудь о судьбе парохода было невозможно. Он или прошел мимо, или застрял во льдах.
Чукотский ревком разместился на пятнадцати квадратных метрах. В задней части домика находилось жилое помещение, где почти рядом, разъединенные лишь тумбочкой, стояли две кровати: Лося и Жукова. Эта жилая часть скрывалась за цветастой ситцевой занавеской.
Служебное помещение ревкома выглядело более эффектно. Здесь стояли два письменных стола, два венских стула и самодельная скамья.
Рядом с дверью, около стены, возвышался шкаф, закрытый на большой висячий замок и опечатанный сургучной печатью. Это был почтовый ящик. Над прорезью нарисовано письмо с образцом "адреса", написанным каллиграфическим почерком:
Петропавловск н/Камчатке,
губревком.
Уполномоченный Камчатского губревкома
по Чукотскому уезду
Гигантский почтовый ящик должен открываться только в навигацию, когда придет пароход. Этот порядок установил Лось, чтобы создать иллюзию нормально действующей связи.
В ревкоме было холодно. Уголь расходовался лишь на приготовление пищи. За столом, в оленьей куртке и широких меховых штанах, сидел Лось. Старый красноармейский шлем плотно обхватывал голову. Русая окладистая борода лопатой закрывала грудь.
Лось о чем-то напряженно думал, опустив голову; он будто погрузился в решение очень сложной и замысловатой задачи. Изредка он поднимал голову, и тогда из-под нависших густых бровей светились живые голубые глаза.
Жуков ходил по маленькой комнате и рассказывал о местных людях. Он тоже был одет очень тепло. Меховые торбаза были подвязаны к поясу, теплый лисий малахай с длинными ушами, спускавшимися до пояса, делал его высокую фигуру еще выше.
– То, что ты мне рассказываешь, очень интересно, - сказал Лось.
– С этими обычаями и нравами мне нужно разобраться в первую очередь, иначе здесь столько дров наломаешь, что сам будешь не рад. Трудно мне будет, Андрюша, не привык я семь раз отмеривать, но вижу, что сплеча тоже рубить нельзя. Вот какая загвоздка. Ты, Андрюша, я смотрю, хорошо понял душу этого народа. Поэтому, браток, ты того, в случае чего одергивай меня, не стесняйся. Вообще мы с тобой должны установить такие отношения что всякую субординацию побоку. Нам нужно стать друзьями, обязательно.