Алитет уходит в горы
Шрифт:
— Не хочешь ты, Никита Сергеевич, сгоряча понять меня. Мне кажется, что за один год такую крепость не сломать!.. А как тут поступить, я и сам пока не знаю.
— А я знаю! Мы зачем сюда приехали? Мы что, представители Советской власти или кто? — горячился Лось, не попадая ногой в торбаз. — Мы ученики Ленина.
— А у Ленина я читал, что быт, пережитки суеверия — самая страшная вещь! Борьба с ними должна быть кропотливая, систематическая, построенная на большой силе убедительности. Условия здешней жизни породили этот ужасный быт.
— Ну, хватит! Ты мне не читай лекций! —
В ревком вбежал Эрмен.
— Лось, — взволнованно заговорил он, — старика надо душить. Старик сам велел задушить его. Я не могу отказать ему в его последней просьбе. Будет большая беда.
— Никакой беды не будет. Живых людей не душат. Твой отец Умкатаген не враг тебе, — сказал Лось.
— Нет, не враг. Врага я и не стал бы душить. Я люблю Умкатагена и хочу сделать для него доброе: выполнить его последнюю просьбу. Еще ни один человек из нашего народа не брал своего слова обратно. А ты, Лось, хочешь сделать из моего отца дурного человека, самого последнего человека.
— Вот, черт возьми, задача мне, — со вздохом, тихо сказал Лось.
Тут вмешался Андрей:
— Ты знаешь, Эрмен, закон у нас новый запрещает душить человека. Если бы не этот закон, мы и разговаривать не стали бы с тобой.
— Старика надо душить. Очень плохо, если не задушить старика, упорно твердил Эрмен.
Лось, закусив бороду, стоял у окна, погрузившись в раздумье. Вдруг он энергично повернулся, подошел к Эрмену и строго сказал:
— Я не разрешаю душить Умкатагена. Если я узнаю, что старик задушен, ты будешь наказан за это. Я отправлю тебя с Чукотской земли, как только придет сюда пароход. И когда ты будешь умирать на чужой стороне, никто из твоих сородичей не услышит перед смертью твоего голоса.
Лось говорил возбужденно и гневно.
Эрмен молча и внимательно слушал русского начальника. И когда Лось замолчал, Эрмен сказал:
— Лось, ты первый из таньгов, которого наш народ называет настоящим человеком. На исходе только одна зима, как ты пришел на нашу замлю, а торговля стала совсем иной. Наши люди теперь пьют чай с сахаром. Безружейные обзавелись ружьями, бескапканные — капканами. Везде народ говорит: «Бородатый полюбил наших песцов и сделал их многотоварными». Народ говорит, что ты все равно как хороший шаман, добрый шаман, который помогает нам жить. Такой слух идет по берегу. А теперь ты стал говорить непонятное для моих ушей! Не испортили ли тебя дурные шаманы? Зачем ты велишь отказать Умкатагену в последней просьбе? Умкатаген — хороший старик.
Эрмен был тоже очень возбужден, но говорил тихо, почти шепотом. На его лице выступил пот. Он говорил отрывисто, с остановками, словно следил: понимает ли русский все то, что говорит он, Эрмен.
Лось подошел к нему и, уже сдерживаясь, старался говорить так же тихо:
— Эрмен, давай сядем вот здесь на скамейку, поближе друг к другу.
Эрмен с испугом присел.
— Слушай, что я тебе буду говорить. Хорошенько слушай. Умкатаген не очень старый человек. Я знаю его. Прошлую осень он еще управлял байдарой на китовом промысле. Придет пароход, и русский доктор вылечит ногу Умкатагена. Я правильно тебе
— Да, я понимаю, — сказал Эрмен.
— На Большой земле есть мудрый человек. Ленин зовут его, — вставил Андрей. — Это он указал дорогу к новой жизни. Старый закон, закон Чарли Красного Носа, Алитета, выбросили, уничтожили. Сделали закон новый, который помогает людям жить.
— Вот этот новый закон и запрещает убивать стариков, — начал опять Лось. — За ними надо ухаживать, хорошо присматривать, облегчать им жизнь. Иди, Эрмен, домой и скажи старику, что Лось не хочет, чтобы старик Умкатаген умирал. Скажи ему, что мне с ним еще нужно говорить…
Эрмен тяжело вздохнул и сказал:
— Не знаю!
Он взял шапку и пошел домой.
Ревкомовцы молчали. Лось ходил по комнате, изредка заглядывая в окно.
— Ну как, Андрей? Убедили или нет?
— Нет. Ты думаешь, этот процесс ликвидации пережитков — легкий процесс? Ты думаешь, взял да и перевел их прямо в социалистическое общество? — Андрей встал и возбужденно закончил: — Нет, Никита Сергеевич, для этого надо еще поработать здесь. Да как! С большим тактом.
— Молод ты учить меня! — крикнул Лось. — Это я все без тебя знаю. Жизнь надо знать не только по книжкам… Я люблю брать быка за рога!
— Задушат, — услышал он за спиной голос Жукова.
— Тогда сейчас же одевайся, и идем в ярангу! — решительно и резко повернувшись, сказал Лось. — Я не уйду оттуда до тех пор, пока не добьюсь своего.
При входе в ярангу стоял парень. Загородив собой дверь, он сказал шепотом:
— Сюда нельзя. Завтра можно.
Лось с силой отстранил парня и, согнувшись, нырнул в полог.
— Стой! — закричал он во весь голос. — Что вы делаете?
Он вырвал конец ремня из рук Эрмена и, ползая на коленях по шкурам, стал снимать петлю с шеи старика Умкатагена.
— Скажи, Андрей, — ты лучше меня говоришь, — что злой дух не будет обвинять ни старика, ни Эрмена, ни других. Пусть свой гнев он переносит на меня: я помешал задушить старика.
Андрей переводил, люди со страхом молча переглядывались. Даже шаман с испугом забился в угол, злобно посматривая на русских. Никто не решался открыть рот. Вдруг старик Умкатаген, лежавший на шкурах, приподнялся и сказал глухим голосом:
— Зачем ты пришел сюда? Или кто позвал тебя? Уйди отсюда, потерявший разум человек.
Лось добродушно улыбнулся и вынул из кармана трубку и табак.
— Подожди, старик! Надо же покурить! — сказал он.
Старик недоуменно смотрел на него, видимо не зная, что сказать на такую неразумную речь бородатого русского начальника.
— Давай закурим! — протягивая табак, предложил Лось.
Старик молча повернулся к Лосю спиной.
— Давай, Умкатаген, покурим! Я тебе дарю свою трубку. — И Лось вложил ее в руку старика.
На лице старика показалась болезненная улыбка.