Алитет уходит в горы

Семушкин Тихон Захарович

— Ваамчо, — решительно сказала она, — я завтра ухожу из стойбища Энмакай. Я пойду искать Айе. Теперь я буду жить рядом с ним.

— Тыгрена, он живет с русскими в одном стойбище. Ушел он от кочевников.

— Пусть. Если правда, что они стали его приятелями, я буду вышивать тем русским самые красивые торбаза. Я буду охотиться еще лучше. У нас будет много мяса. У нас будет много детей.

— Тыгрена, я отвезу тебя на своей байдаре, пристегну десять собак — и мы понесемся быстро, как весенние птицы. Я сам буду погонщиком собак, а ты ведь знаешь,

как я бегаю!

— Ты добрый, Ваамчо. Ты очень добрый. Ты настоящий человек, Ваамчо!.. И Айвам будет такой же. Айе будет очень любить его. Я знаю.

К берегу бежали женщины.

С широко раскрытыми глазами они слушали Ваамчо. Их лица стали каменными, но ни одного вздоха не услышало солнце, ни одной слезинки не подсмотрела луна.

Глава вторая

Ревкомовцы еще спали, когда в их комнату ворвался продолжительный хриплый гудок парохода. Он взорвал северную тишину — и вмиг стойбище ожило.

Уполномоченный ревкома Лось и его секретарь Андрей Жуков вскочили с кроватей и, уставившись друг на друга, улыбаясь, прислушивались к гудку.

Распахнулась дверь, и вбежавший Айе тихо, по взволнованно сказал:

— Пароход. К берегу подходит…

После того как Лось и Жуков свалились с обрыва и Айе помог им выбраться из тундры, он вместе с ними приехал в ревком и готовился к отъезду на Большую землю. Айе, чувствуя расположение к себе русских начальников, держался важно и, казалось, даже возмужал. Черные усики его стали гуще, с лица исчезла растерянность. Он гордился тем, что собирается в далекий путь, куда не всякий решится поехать. Но, увидев пароход, Айе испугался.

— Может, не надо мне ехать на Большую землю? — умоляюще прошептал он.

Айе сказал это так тихо, что ни Лось, ни Андрей, занятые своими мыслями, не услышали его.

Андрей бросился к окну, сорвал занавеску и, приплясывая, заорал:

— «Совет» пришел! «Совет»!

— Опоздал, друг, с новостью. По гудку узнаю «Совет», — торопливо застегивая пуговицы гимнастерки, сказал Лось и вдруг тоже пустился в пляс.

Половицы пошли ходуном, и весь ревкомовский домик задрожал.

Один Айе стоял неподвижно, не зная, радоваться ли ему или пора уже начать грустить. Ведь этот пароход должен увезти его далеко-далеко, в неведомую русскую страну. И что случится там с ним, никто не знает. Увидит ли он Тыгрену?

В утренней тишине, оглашая побережье, загрохотала якорная цепь. Скрежет железа казался Лосю и Жукову торжественной музыкой.

Торопливо и шумно охотники спускали байдару на воду.

Лось так налег на весла, что они прогибались и скрипели.

— Ага-га-га! Ага-га-га! — выкрикивал рулевой, старик Ильич, и байдара быстро неслась к пароходу.

На борту «Совета» толпились люди. Они с любопытством разглядывали подходившую байдару и, свесив головы через борт, оживленно переговаривались. Они впервые видели лодку с прозрачными бортами. Желтоватая моржовая кожа, очищенная от ворса, просвечивала, и байдара казалась

таким легкомысленным сооружением, что прибывшие на пароходе люди поражались, как можно выходить на ней в море? Между тем эта байдара поднимала трех моржей.

С капитанского мостика послышался громкий, густой командирский голос:

— Приветствую вас, товарищ Лось!

Лось по голосу узнал капитана Михаила Петровича Лядова, который в прошлую навигацию высадил его на этот чукотский берег.

В ответ Лось замахал шапкой, напряженно всматриваясь в людей, стоявших на палубе, с надеждой увидеть свою жену. Но по всему видно было, что она не приехала. Она первая прокричала бы слова приветствия.

— Парадный трап спустить! — торжественно скомандовал капитан.

Взойдя на палубу, Лось радостно притопнул ногой и будто ощутил под собою родную землю.

— Товарищ Лось, капитан просит вас пройти в его каюту. Сейчас он спустится с мостика, — сказал молодой штурман.

Буфетчик, до тонкости изучивший все привычки своего капитана, уже расставлял в его каюте на белоснежной скатерти приборы и закуску. Так он всегда делал почти механически, как только до его слуха доносился лязг якорной цепи.

Буфетчик любил важных гостей. Лось же не произвел на него такого впечатления: он был одет в изношенную военную гимнастерку, брюки цвета хаки, заправленные в нерпичьи, не очень красивые торбаза.

В капитанской каюте все блестело чистотой. Эта непривычная обстановка несколько смутила Лося. Он неуверенно оглянулся и под строгим взглядом буфетчика осторожно сел в кресло, обтянутое белым чехлом, потом поднялся, посмотрел на сиденье и, набравшись мужества, опять опустился в него.

— Чисто у вас здесь! — с восхищением сказал он буфетчику.

— На воде живем, — ответит тот и, подойдя к Лосю, строго добавил: Это кресло капитана. Пересядьте на диван.

Лось послушно пересел.

Вошел улыбающийся капитан и, крепко пожимая руку Лосю, приветливо сказал:

— Здравствуйте, Никита Сергеевич! Ну-с, Робинзон, со свиданьем придется горилки выпить. Горилка у меня прямо для богов. Коньяк!.. А почему с палочкой ходите?

— Ногу сломал, Михаил Петрович. Но теперь все срослось.

— Вот, стало быть, еще удобный случай выпить за здоровье, — сказал добродушный капитан, придвигая к себе бутылку. — Ты смотри, что будешь пить! Звездочек на бутылке как в созвездии Ориона! — сразу переходя на «ты», воскликнул капитан.

— Михаил Петрович, а у тебя на корабле нет ли картошечки? Целый год не видел ее.

— Митрич, доставь-ка нам сей драгоценный продукт, — распорядился капитан, обращаясь к буфетчику.

Старые знакомые чокнулись, выпили. Капитан вытер сафлеткой седые усы и, лукаво подмигнув, спросил:

— Ну как?

— Горилка добрая, а закуска еще лучше! — уплетая жареный картофель, пробормотал Лось.

Они чокнулись еще — за приход корабля, потом за хорошую погоду.

— Какие еще новости на материке, Михаил Петрович? Газеты привезли?