Аллергия на убийства
Шрифт:
— Луиза, это Дезире Шапиро. Мне срочно нужно поговорить с миссис Лундквист.
— Подождите, пожалуйста, — последовал бесстрастный ответ.
Через минуту-другую экономка снова взяла трубку:
— Мисс Лундквист говорит, что придётся подождать до вечера. Ей надо быть на работе в восемь пятнадцать.
— Вы не могли бы кое-что ей передать? Скажите, что теперь я знаю, кто убийца — настоящий убийца, — и что мне просто необходимо поговорить с ней немедленно. Возможно, это вопрос жизни и смерти.
— Я передам, — согласилась Луиза с нескрываемым равнодушием.
—
Я принялась повторять чуть ли не слово в слово всё, что только передала через экономку:
— Я знаю, кто убийца — настоящий убийца, — и должна с вами увидеться. Это вопрос…
— Ну да. знаю. Жизни и смерти.
Сарказм я пропустила мимо ушей. (Имеет право, учитывая, как я себя вела вчера вечером.)
— Без вашей помощи мы не сможем привлечь к ответственности убийцу вашей сестры, — веско заявила я.
— Откуда такая уверенность, что на сей раз вы не ошиблись насчёт убийцы? — хмыкнула Барри не без издевки. (Но как я уже сказала, она имеет право.)
— Если вы позволите мне заехать на пару минут, я всё объясню.
Повисло молчание, следом громкий вздох и далее сдержанное:
— Встретимся за обедом. Но как можно ближе к моей конторе.
— Вы не понимаете! Это не может ждать. Что, если я заеду прямо сейчас, пока вы не ушли на работу? Обещаю, что долго вас не задержу.
Ещё один тяжкий вздох.
— Сколько вам надо времени на дорогу?
— Минут двадцать.
— Постарайтесь уложиться в пятнадцать.
— Да-да, хорошо. Только… миссис Лундквист? Прошу вас, никому не говорите о моём звонке.
— Господи, а о чём тут говорить-то? И кстати, миссис Шапиро, не обольщайтесь, будто вы меня убедили в том, что это не очередная ваша идиотская фантазия. — С этими словами она бросила трубку.
*
Когда я приехала, Луиза провела меня в столовую, впечатляющее шестиугольное помещение: плиточный (возможно, мраморный) пол в бело-зелёную клетку, красивые обои с цветочным узором — на белом фоне редко разбросаны огромные розовые пионы с тёмно-зелёными листьями. Барри сидела за небольшим столом с прозрачной столешницей и пила кофе. На белой крахмальной льняной салфетке перед ней я заметила крошки: значит, она уже поела.
Жестом Барри предложила мне присесть напротив, где на такой же белой крахмальной салфетке красовалась белая с золотой каёмкой тарелка. Затем молча поднялась и шагнула к буфету. Там стоял большой электрический кофейник, рядом — с полдюжины чашек и блюдец. Налив кофе в одну из чашек, Барри передала её мне. А затем снова присела, кивнув на корзину с тостами и пирожными в центре стола:
— Угощайтесь.
— Нет-нет, спасибо. Кроме кофе, в меня сейчас ничего не полезет. — заявила я, принимая от неё сливки и сахар.
Пожав плечами, Барри дала понять, что ей без разницы, если я умру с голоду.
И кстати, помните моё вчерашнее наблюдение, что, мол, Барри стала меньше краситься? Так вот, забудьте. Посмотрели б вы на неё с утра пораньше, когда эта художественная роспись во всём блеске! Я даже пожалела, что не надела тёмные
— Ладно, к делу, — велела она.
Хорошо хоть не стала читать мне длинных нотаций.
— Послушайте, я вас вовсе не виню за такое откровение, более того — отлично понимаю. Мне ужасно стыдно за всё, что я вам вчера наговорила, охотно взяла бы свои слова назад. — Тут я представила жалкое оправдание (честное, но от этого не менее жалкое): — Просто, когда я наконец установила, что Кэтрин убили, мне до того не терпелось поскорей завершить дело, что я уцепилась за единственного человека, у которого, как я считала, были мотив и возможность. Но я ошибалась. Был ещё один человек, и…
— Откуда вы знаете, что не ошибаетесь и теперь?
— Потому что есть обстоятельство, изобличающее убийцу, — обстоятельство, которое я упускала вплоть до часа минувшей ночи.
— Какое же? — Барри начала нетерпеливо постукивать пальцами по столу.
— То, что у Сандры Кинг аллергия.
— Это-то здесь при чём? — брюзгливо справилась Барри, а пальцы её вдруг замерли в воздухе.
— Выслушайте меня, хорошо? Несколько недель назад ваш бывший муж в разговоре со мной мимоходом упомянул, что однажды миссис Кинг гостила у вас на Лонг-Айленде и у неё вдруг разыгралась аллергия. Тогда я не придала этому значения, но сегодня ночью вдруг вспомнила.
— и что?
— Мне тут же пришло на ум кое-что из сказанного вашим сыном в самом начале моего расследования. Тодд сказал, что, когда миссис Кинг вернулась в тот день из туалета, он не подпустил её к себе, так как она всё время чихала, а он не хотел заразиться.
— Не пойму, при…
— До этого момента ведь всё было в порядке, верно?
— Слушайте, не знаю, на что вы намекаете, — вскинулась Барри, — но если вы теперь решили обвинить во всём Сондру, ничего не получится. Она выходила из комнаты Тодда всего на пять минут, причём задолго до того. как Луиза отправилась в магазин.
— Это она так говорит.
— А Тодд сказал иначе? Нельзя же верить…
— Нет, не сказал. Но миссис Кинг могла утверждать что угодно, не опасаясь, что Тодд опровергнет её слова. Даже если и так, какая разница? Вы же сами только что говорили, что ему нельзя верить.
— Ну да… — согласилась она. И тут же с вызовом спросила: — По-вашему, она солгала?
Хотя меня так и подмывало сказать «да», я сочла за благо несколько смягчить свой ответ в надежде, что так ей будет легче его принять.
— Скажем, миссис Кинг хотела… — я тщательно подбирала слова, — запутать дело. Пожалуй, это не составило бы особого труда, даже не будь Тодд таким… даже будь он более надёжным свидетелем. Вполне возможно, она отсутствовала минут пятнадцать-двадцать. Как вы наверняка знаете, едва она вышла, Тодд поставил компакт-диск и, скорее всего, увлёкся. Что же до того, когда она выходила, он понятия не имел. Впрочем, он ведь такой… в общем, его репутация только облегчала ей задачу. Если бы показания Тодда по одному из этих пунктов разошлись с её, это было бы всего лишь его слово против её слова. А ей-то известно, чего стоит его слово.