Аллигент

Рот Вероника

Мэттьюс продолжает, - Единственная проблема с генетическим маркером заключается в том, что сопротивление симуляции и сывороткам не всегда означает, что человек -

Дивергент, это может быть просто сильная сопротивляемость. Иногда люди остаются в сознании, подвергаясь симуляции, или могут сопротивляться сывороткам имея повреждённые гены. Он пожимает плечами.
– Именно поэтому мне интересны твои гены, Тобиас. Любопытно узнать, Дивергент ли ты на самом деле, или сопротивляемость стимуляции заставляет тебя казаться тебя таким.

Нита, обнуляющая счётчик, сжимает губы, словно пытается удержать

язык за зубами.

Чувствую себя неловко. Может ли быть вероятность, что я не Дивергент?

– Осталось только сидеть и ждать, говорит Мэттьюс.
– Я собираюсь идти на завтрак.

Пойдёмте со мной, если хотите есть.

Мы с Трис мотаем головами.

– Я скоро вернусь. Нита, составишь им компанию, хорошо?

Мэттьюс уходит не дожидаясь ответа Ниты, и Трис сидит за экзаменационным столом, под ней шелестит бумага, и затем рвётся в том месте, где её нога свисает с края. Нита засовывает руки в карманы своего комбинезона и смотрит на нас.

У неё карие глаза, они блестят так же, как и лужа масла под протекающим двигателем.

Она приносит мне ватный шарик и прижимает его к пузырьку крови с внутренней стороны моего локтя.

– Так ты из другого города-эксперимента?, спрашивает её Трис.
– Как давно ты здесь?

– С тех пор, как Индианопольский эксперимент был расформирован, что было лет восемь назад. Я могла бы интегрироваться в основное население, свободное от экспериментов, но это было бы уже слишком. Нита прислоняется к счётчику.
– Так что я вызвалась, чтобы меня отправили сюда. Привыкла быть швейцаром. Двигаюсь по карьерной лестнице, наверное.

Она произносит это с определённым количеством горечи. Я подозреваю, что здесь, как и среди Бесстрашных, есть определённый предел, выше которого ей не суждено подняться, и она подбирается к нему раньше, чем хотела бы. То же сделал и я, когда выбрал для себя работу в контрольной комнате.

– А в твоём городе тоже были фракции? Говорит Трис.

– Нет, была контрольная группа - это помогло им выяснить, что фракции были эффективны. Была куча правил, например, комендантский час, подъём в определённое время, управление безопасностью. Никакого оружия. Вроде того.

– Что случилось? Говорю я, и спустя секунду, после того, о чем вероятно не стоило спрашивать, уголки рта Ниты опускаются вниз, словно воспоминания давят на неё со всех сторон.

– Ну, несколько людей внутри знали, как создавать оружие. Они сделали бомбу - ну ты понимаешь, взрывчатку и заложили её в здании правительства, говорит она.
– Погибло много людей. И после этого Бюро решило, что наш эксперимент провалился. Они стёрли воспоминания подрывников, а оставшихся отправили в другие места. Я единственная решила пойти сюда.

– Прости, мягко говорит Трис. Иногда я забываю обращать внимание на мягкие черты её характера. Слишком долго, всё что я видел в ней - это силу, выделяющуюся как мышцы на её руках. или как чёрные чернила в татуировке не её ключице.

– Всё в порядке. Вы, ребята, тоже прошли через это.
– говорит Нита.
– То, что сделала Джанин Метьюз, и остальное.

– Почему они не закрыли наш город?
– спросила Трис.
– Как твой?

– Они всё ещё могут закрыть его.
– отвечает Нита.
–

Но в общем эксперимент в Чикаго очень долго был удачным, так что они не охотно прикроют его. Это был первый город с разделением на фракции.

Я убираю ватный шарик от моей руки. В месте, куда вошла игла, осталось красное пятнышко, но кровь больше не идёт.

– Мне нравится думать, что я бы выбрала Бесстрашие, -продолжает Нита.
– Но врятли бы у меня хватило на это духу.

– Ты была удивлена, на что хватает духу, когда нет выбора, -отвечает Трис.

Она права. Отчаяние может заставить людей делать удивительные вещи. Мы оба знакомы с этим.

Мэттьюс возвращается точно к началу часа, затем он долго сидит за компьютером, его глаза бегают взад-вперёд по экрану. Несколько раз он произносит разоблачительные звуки, вроде "хм" и "а!" Чем дольше он сохраняет молчание, не говоря нам ничего, хоть чего-нибудь, тем большее напряжение испытывают мои мышцы, пока мне не кажется, что мои плечи сделаны скорее из камня, чем их плоти.

– Эта программа позволяет нам интерпретировать полученные данные в понятный вид. То, что вы видите здесь - это упрощённое изображение цепочки ДНК, полученной из генетического материала Трис, говорит он.

Изображение на экране это заумная каша из чёрточек и чисел, некоторые из которых выделены жёлтым и красным. Ничего не могу разобрать в этом, такие штуки выше уровня моего понимания.

– Выделенные знаки означают исцелённые гены. Их не было бы, если бы гены были повреждены. Он указывает на определённые части экрана. Не понимаю, на что он указывает, но похоже ему всё равно, он слишком увлечён своим объяснением.
– Выделение здесь означает что программа также обнаружила у тебя генетический маркер, дающий сопротивляемость симуляции. Комбинация исцелённых генов и сопротивляемости симуляции как раз то, что я ожидал увидеть от Дивергента. Теперь, то что кажется странным. Он снова касается экрана, и изображение на экране меняется, оставаясь таким же непонятным - паутина из линий связывающая какие-то числа.

– Это карта генов Тобиаса, говорит Мэттьюс.
– Как вы можете видеть, у него есть генетический компонент, позволяющий сопротивляться симуляции, но нет таких же исцелённых генов, как у Трис.

Горло пересохло, чувствую будто мне сообщили плохую новость, но до сих пор целиком не осознаю, что это за новость.

– Что это значит? Спрашиваю я.

– Это значит, говорит Мэттью, что ты не Дивергент. Твои гены повреждены, просто определённая генетическая аномалия позволяет тебе не подвергаться действию симуляции. Другими словами, ты кажешься лишь Дивергент, на самом деле не являясь им.

Я осознаю это очень медленно, слово за словом. Я не Дивергент. Не такой как Трис. Мои гены повреждены.

Слово "повреждены" обрушивается на меня, словно оно сделано из свинца. Полагаю я всегда осознавал, что со мной что-то не так, но считал это виной моих родителей, и той боли, что они завещали мне, будто семейную ценность, передаваемую из поколения в поколение. Это означает, что единственная хорошая вещь, которую имел мой отец, то что он был Дивергентом, не передалась мне.

Стараюсь не смотреть на Трис - мне этого не вынести. Вместо этого смотрю на Ниту.