Алло, Милиция? 2

Матвиенко Анатолий Евгеньевич

— Посидишь?

— Буквально пятнадцать минут. Скоро уезжаю на гастроли, а столько дел… Вот, сегодня сдал на водительские права. Хочу от тебя не отставать. Поможешь выбрать машину?

Он снова примостился за кухонным столом.

— Смеёшься? Будто у нас есть автосалоны, где продавец тебя уговаривает: купи «Мерседес», купи «Форд».

— Предпочитаю «Хонду». Когда-нибудь всё это будет и у нас.

— У нас с тобой? — она широко открыла глаза, садясь напротив.

— У нас — в этой стране. Не веришь? Правильно делаешь, пока к такому повороту ничто не предрасполагает. Но сама посмотри на

экономику, как действует ваш «Верас», теперь уже наш, и обычные государственные торговые предприятия. Тебя же учили в нархозе, экономические законы непреложны как законы физики.

— Но одновременно внушали, что деньги скоро отомрут, и наступит коммунизм.

Егор подбросил на руке две стянутые резинками пачки десятирублёвок по тысяче каждая.

— Ты замечаешь приближение отмирания денег? Никто не замечает. Зато ежу понятно, что предприятия, основанные на частной инициативе, работают эффективнее. И однажды наступит момент, когда экономика СССР не выдержит напряжения, потому что добрая треть её, если не половина, работает на военные нужды, а наша армия должна меряться силами и с США, и с Западной Европой.

Элеонора грустно улыбнулась.

— Помнишь, ты спрашивал, каково мне жить в квартире убитой девушки, ездить на машине убитой девушки и готовиться спать с мужчиной, убившим ту девушку? А я отмахивалась — не хочу думать о плохом, у меня нет другого выхода, кроме самого нищебродского.

— Помню все наши разговоры. Не дословно так, но примерно.

Она взяла в руки солонку и принялась вертеть её в пальцах.

— Думаю, ты понял. Я забивалась в раковину. Поставила себе цель быть высокооплачиваемой содержанкой богатого мужика и зареклась оглядываться по сторонам.

— А я заставил оглянуться.

— За что тебе благодарна. Ты нашёл другой путь, где мне не обязательно торговать телом и одеваться на работу как на панель. Шанс быть обнаруженной трупом — тоже куда меньше.

— Не стоит благодарности.

— Но что касается политики… Мне удобнее делать вид, что я верю судьбоносным решениям ЦК КПСС, как в детстве верила словам матери. Хоть понимаю, что все эти кремлёвские дедушки вряд ли сумеют придумать что-то толковое.

— Дорогая! На тысячах минских кухонь сейчас обсуждается большая политика, и ни одна кухня не в состоянии что-то сдвинуть даже на миллиметр. Более того, в жизни обитателей кухонь ничего не меняется. Но начнутся перемены, которые коснутся всех нас. Ты тоже не сможешь остаться в раковине, когда её будет кидать по штормовым волнам.

— Что же делать?

— Пока — ничего. Готовиться морально. Зарабатывать деньги, до конца года не думаю, что произойдут крупные перемены. Но… Готов поспорить, Кабушкина намеревается за год-два заработать на всю оставшуюся жизнь. Кто у неё муж?

— Стоматолог.

— Если хватит мозгов, вложит бумажки в золото, а потом муж прокрутит золото через протезы. Пока они не выйдут из моды. Обрати внимание на американские и французские фильмы, никто золотыми фиксами как Прокофьевна не блестит. В общем, деньги нужно вкладывать с умом. Иначе превратятся в фантики.

— Ты же в машину собрался вложиться?

— Машина — это траты, а не вложение. Транспортное средство. Расходный материал. Вот недвижимость, драгметаллы, валюта… Нет, валюта

тоже не вариант. Доллар постепенно дешевеет.

Она подпёрла лицо руками.

— Похоже, я опоздала родиться. В семидесятые было спокойно. Стабильнее.

— Или поторопилась. Родилась бы при капитализме. В общем, пока что мы с тобой распорядились ситуацией наилучшим образом.

Он снова поднялся и, как нетрудно было предсказать, подвергся атаке. Ненавязчивой. Даже не стал особо сопротивляться, наоборот — обнял.

— Эля! Дорогая моя! Подумай своей не только красивой, но и умной головкой. Если у нас начнётся роман, а мне очень сложно сохранять дистанцию, самого к тебе влечёт безумно, то я не смогу принимать решения с трезвой головой. Но должен контролировать ситуацию, коль сам тебя втянул в дело, и даже не важно — ты одна, со мной или даже с кем-то. Конечно, если с кем-то, даже с Лёхой… — девушка возмущённо фыркнула, но он продолжил: — Тогда буду ревновать. Гастроли с «Песнярами» — дело случая. Раза два, может — три. Они в музыке глыбы, я — прыщ на ровном месте. К тому же режим два дня дома — восемь в поездках, он не по мне. Летом ещё военные сборы после пятого курса. К осени прочно осяду в Минске. Вот тогда… Не знаю, что тогда. Посмотрим. Прости, что не вешаю сладкую лапшу на уши и говорю правду.

— Хорошо. Ступай.

— Скоро загляну. Нужна приличная куртка на демисезон, пара свитеров, обувь. Пора чуть прибарахлиться.

Если бы Настя видела, как они расставались, лопнула бы от злости.

По дороге домой он вдруг подумал: а если отмотать назад, и перед ним бы стоял выбор: Инга или Настя? Тот выбор Инга сделала сама, он оказался трагическим, но вот если… Голос разума рогами и копытами проголосовал бы за Настю или, на худой конец, подсказал поискать другой вариант. А голос тела напоминал, что в погибшей девушке была какая-то особая порочная привлекательность, будившая первобытные чувства, и ей противостоять очень трудно. Наверно, он и не пытался бы.

В жизни столько противоречий!

Егор видел воочию, насколько коррупция разъедает поздний СССР. А сам запросто вписался в правила игры и вовсю пользовался возможностями. Щелчком пальцев организовал водительские права и медсправку. Выстроил прикрытие «Верасу», обеспечив себя заработком куда большим, чем любой из одногодков-выпускников юрфака. Фактически усилил этот же коррупционный механизм.

Коррупция скоро развалит страну, уничтожит всё лучшее, что в ней есть от «развитого социализма».

Что может сделать один Егор, если даже решится плыть против течения? Ничего. Именно потому и рухнул Советский Союз, что каждый считал: лично от меня ничего не зависит.

Но можно сделать мелкие полезные дела. Выяснить, например, что же творится в «Песнярах», как погиб помощник звукорежиссёра.

Если бы каждый на своём месте делал это «хоть что-то», то СССР просуществовал бы ещё десятилетия.

х х х

К постановлению об отказе в возбуждении уголовного дела по факту убийства Дениса Сафронова было подколото всего несколько бумаг, присланных в Минск в виде копий. Протокол вскрытия, заключение, что смерть наступила в результате асфиксии вследствие заполнения дыхательных путей рвотными массами, два объяснения: Серёгина и Волобуева.