Алло, милиция? Часть 3
Шрифт:
— Поэтому я объявил: никакого баловства с ментами. Ставим только тех, кто не побежит к мусорам. Подобрал парней. Жаль, надёжных мало. Всего четверо да я. У нас много кто был на крючке. Говорков, участковый. Ты его точно знал. Знал?
Егор кивнул.
— Застрелился.
— Ой ли? А вот я думаю — мочканули его. Многовато знал.
Кроме «мочканули», Нестроев почти не употреблял воровских выражений. Наверно, опять хотел казаться перед Егором почти интеллигентом.
— Век воли не видать — завалили капитана, — встрял сзади водитель. —
— Видишь ли, там какая интересная штука закрутилась, — продолжил «Батя». — Гаврилыч держал гаражи и стоянки. Все угнанные тачки — его. Взломы гаражей — тоже его. Жил не тужил, пока его пацаны не наткнулись на гараж с чёрной «волгой», такой длинной — с будкой. В ней два кавказских жмура, один с дыркой в балде, второй, наверно, задушенный. Гаврилыч перессал и забашлял мне, мы увезли и закопали трупы. «Волга» поменяла несколько хозяев, пока её не купил какой-то мент, а его из-за руля вытряхнули залётные кавказы.
— Почему меня должны интересовать эти детали? — Егор изобразил лёгкое нетерпение.
— Потому, что ты крутился тогда около жучилы Бекетова. Гаврилыч наезжал на него. Тот исчез. И опа — ты прибрал любовницу-блондинку Бекетова, отжал себе «Верас», потом перекинул дело на «Счастье»… Закопал соперника и забрал себе трофеи. Я понял — ты мой сын не только по крови. По духу. Только я долго по неправильной дороге ходил, зона-воля, зона-воля, зона-воля. Ты сразу понял, как надо жизнь устраивать. На свободе и с удовольствием. Молодец!
— Не скажу, что тронут похвалой. А теперь хватит темнить, — Егор легонько шлёпнул пальцами по столу. — Я же вижу, ты меня прессуешь. Даёшь понять, что знаешь, где мой дом, моя невеста, практически уже жена, моя собака, мои активы. Позволь, угадаю, можешь стукануть моему начальству, что у лейтенанта Евстигнеева отец — вор-рецидивист, а связь с криминалом ставит крест на карьере. Ты мне угрожаешь? Ещё намекнёшь — я вашей банде отстёгивать должен?
— Нет. Наоборот, я могу тебя защитить. Думаешь, наша семья — одна такая в Минске? У тебя два новых «жигуля» во дворе — весь Сельхозпосёлок знает. Кому интересно — тоже.
— Что взамен?
На худой, узкой и слегка небритой физиономии уркагана нарисовалось подобие удовлетворённой улыбки.
— Другой базар. Ничего. Всего несколько условий. Ребят моих запомнил? Встретишь — не трожь.
— Легко. Что ещё?
— Нужна информация. Я понимаю, служба, борьба с преступностью, — последние два слова он уронил с интонацией, до боли напомнившей высокопарную манеру Жабицкого. — Если тебе падает на стол уголовное дело, ты его расследуешь.
— И не делаю послаблений.
— Но иногда… — в голосе «Бати» прорезалось давление. — Иногда ты задеваешь интересы наших людей. Вот те же автогонки. Сделаны правильные ходы. Молодёжь, ходившая смотреть, ты в том числе, не при делах. Свидетели. Глеба нет. Отвечать будут водители и тот лох, что стоял на стрёме. КГБ так решило.
— КГБ, отмазав «золотую молодёжь», передало
— Не надо! — почти ласково попросил вор. — Тем более, ты в деле как свидетель, а не как следователь. Кстати, что с Глебом произошло? Я видел, как от тебя выходила бедная девочка. Она потеряла брата?
— Да, — кивнул Егор, ничем не рискуя, тела обоих утопленников не далее как вчера выданы родственникам. «Бать Тереза», видно, ещё не успел узнать. — Пытался сбежать, провалился под лёд и утонул.
— Жаль… Но ты посмотри. Столько полезного от тебя услышал. Причём ты ничуть не нарушил свой ментовской устав. Информация, сын, это главный капитал.
— Добро пожаловать в семью! — добродушно вставил Лось, щербато улыбаясь без пары верхних зубов. Никаких счётов, понял? И за то, что на шоссе, мы не в обиде. Товар твой, мы не трогаем. Мы — за тебя, ты — за нас, — остальные урки неохотно кивнули, пахан промолчал. — Но семья — это навсегда. До гроба. Предашь — сам понимаешь. Закопаем.
— Понимаю, не дитё, — согласился Егор, а внутри перещёлкнул невидимый тумблер. Угроза прозвучала предельно конкретно: если что — убьём. И с внутреннего зверя снялся последний ошейник.
Не прекращая вести осторожный диалог, он почесал правое бедро. Ещё через минуту плавно опустил руку ниже и взялся за ПМ. Снял с предохранителя, не доставая из сапога, чтобы щёлчок не был слышен.
Теперь только один из «семьи» сидел, опустив руки ниже поверхности стола. Он и получил первую пулю под столом — в живот.
Вскочив, Егор резко развернулся влево и пальнул в грудь водителя «москвича». Тот тоже поднимал пистолет, и едва удалось соскочить с линии огня. Гром выстрелов практически слился.
Если первый пришлось делать самовзводом, то теперь спусковой крючок ПМ ходил плавно, без усилий, словно взывая: нажми меня ещё раз.
Никогда не тренировавшийся в скоростной работе с оружием, лейтенант не тянул на персонажей Клинта Иствуда ни в каком приближении. Поэтому без затей палил по сидящей напротив троице, пока ПМ не стал на задержку.
«Бать Тереза» сидел, не шелохнувшись. Голова запрокинута, из дырочки над бровью пролилась вниз кровавая дорожка.
Как это некстати! К нему накопилась масса вопросов. В первую очередь — кто ещё из криминальной среды знает о родстве урки со следователем.
— Ворошиловский стрелок хренов, — прошипел Егор, глядя на водителя «москвича», ненароком подстрелившего босса. Тот корчился на полу, выронив ТТ. Изо рта толчками выплёскивалась кровь, верный признак пробитого лёгкого.
Получается, Гвоздь был готов застрелить его по сигналу «Бати». Потёртый пистолет был на боевом взводе, предохранитель снят. Угроза «закопать» более чем реальна. Значит, урки подвели к дилемме: работай на преступный мир, что невозможно ни при каких условиях, или умри. Подготовил западню тот, кто просил считать себя родным отцом.