Алло, милиция? Часть 3
Шрифт:
Сам новобрачный вляпался в крайнюю неловкость в середине мая, вызванный в горсуд свидетелем по делу об угонах и автогонках. Судили четверых водителей и «часового», чей крик «атас» при приближении машин КГБ был задавлен радиоглушилками.
Накануне был вызван Аркадием на промывку мозгов. Встреча состоялась в крайне непринуждённой обстановке — на набережной Свислочи, около штаба Белорусского военного округа. Матёрый агент КГБ сидел на скамейке и кидал крошки голубям. В парке имени Янки Купалы на противоположном берегу реки бушевала яркая зелень, молодые мамы катали коляски —
— Почему опоздал? — тот начал с упрёка.
— Не поверишь, Аркаша, облава. Аппарат УВД раскидали по райотделам, там обозначили цели и сказали: фас. Меня по старой памяти кинули в Первомайку. Мы оцепили кинотеатр «Партизан», задержали всех зрителей дневного сеанса, сгрузили в отделе. Я как следователь из вышестоящего подразделения возглавил группу, выясняющую: какого многочлена советские граждане нарушают трудовую дисциплину и посещают кино в рабочее время. Полагается удивлять страну трудовыми подвигами и перевыполнять планы, поставленные партией, а не шляться, понимаешь, по увеселительным заведениям.
— Выяснили?
— Неа. Перевалил продолжение банкета на Вильнёва и слинял. Задержался? Подумаешь, посидел ты лишние пять минут в мире, тишине и спокойствии. Благодать. А почему? Рядом кинотеатра нет. Кстати, как сознательный мент я обязан приколупаться к тебе: какого чёрта не на рабочем месте, — Егор перевёл дух после эмоциональной тирады. — Мороженого хочешь?
— Позже. Давай о деле. Завтра выступаешь в городском суде.
— Да. Будет шоу.
— Не будет. На тебя жаловались, что на очных ставках наезжал на зрителей гонок, делал их подстрекателями преступления.
— Само собой. Для чего в суде вести себя иначе?
Откинувшись на скамейке и закинув ногу на ногу в лёгких хлопчатобумажных брюках, лейтенант воплощал своей позой уверенность в правоте и независимость.
— Потому что спутаешь карты в тонкой работе. Видел, сколько народу лишилось поста после прихода Федорчука в МВД, а Слюнькова — в ЦК КПБ? Требуются плановость и аккуратность, но не танец слона в посудной лавке.
— Поломал мне кайф… Ладно, я тебя услышал.
— Ты услышал или ты сделаешь? — не удовлетворился Аркадий.
— Да сделаю, куда уж мне.
— Надеюсь, что так. Тогда могу приступить к следующему пункту. Генерал сообщил, что, поскольку ты более не состоишь в родственных связях с уголовным элементом, он будет ходатайствовать о твоём переводе в КГБ. Даже полгода в МВД зачтут в выслугу.
— Генерал? Министр, что ли?
— Виктор Васильевич. Сейчас быстро растут. Мы когда познакомились — я был капитаном. Уже подполковник. И ты не задержишься, если не наделаешь глупостей.
Последнее он произнёс с сомнением, подчёркивая: ретранслирую слова Сазонова, коль приказано, но сам уверен, что без глупостей не перетопчешься.
— Спасибо. От души. Передай генералу: мне нужно время подумать. Да и растущий по ментовской лестнице я вам вполне полезен.
Аркадий неожиданно засмеялся.
—
— Ну, ты не всегда отбивался.
— Не было такого! — гэбист сделал страшные глаза и распрощался.
Точное выполнение его предписания — блеять в суде невинной овечкой, будто зрители гонок не понимали, что все тачки — палёные, не спасло от встречи с Ольгой. Ей, естественно, не звонил после встречи в Первомайском, хоть обещал.
На этот раз девушка подкараулила его в конце дня. Суд допрашивал свидетелей и требовал их остаться в зале. Обвинитель и защитники произнесли свои речи, заседание объявлено закрытым и будет продолжено в одиннадцать утра: подсудимые скажут последнее слово. Заодно у судьи появляется время за вечер и утро спокойно написать приговор, последнее слово уже ничего не изменит.
— Я всё знаю, — сказала она, не здороваясь. — Что ты — засланный. Что меня использовал. Врезала бы тебе, но не имею права — ты же милиционер при исполнении.
— Именно так, — подтвердил Егор.
Исполнение долга иногда совсем не так приятно, как бы ни завидовали опера из Первомайского розыска.
Вскоре сбылось пророчество Сазонова: сняли Жабицкого. На его место назначили Пискарёва, настоящего мента, но, к сожалению, не сыщика, следователя или кого-то из других служб по борьбе с преступностью, а… В общем, народ ахнул, новым министром стал бывший начальник минского ГАИ. То есть подразделения, давшего народу наибольшее число поводов для анекдотов.
Когда в Витебской области погибла очередная изнасилованная девушка, Егор очертя голову бросился к Чергинцу: чьё-то горе, но это наш шанс! Главный сыщик республики, обязанный, по идее, нестись в Витебск быстрее собственного визга и лично раскрывать мокруху, пока Жавнерович не подгадил, никуда не спешил, а лишь просиживал штаны в собственном кабинете. Живые и обычно очень хитрые глаза смотрели тускло и даже как-то мёртво.
— Новый министр оказался хуже прежнего. Доложил ему. Он: и думать не смей! Сиди ровно, пока профессионал работает.
— Николай Иванович! Что же делать?
Егор не признался, что в голове крутилась шальная мысль пришить старого мерзавца, к счастью — не реализованная. Пока.
— Тебе — ничего. А я дойду до самого верха, хоть до ЦК КПСС.
Чергинец не обманул. Поскольку министр приказал уничтожать любую переписку, как-то ставящую под сомнение подвиги «белорусского Мегрэ», написал через его голову напрямую — Генеральному прокурору СССР. Возможно, вспомнил тот вечер, когда Егор обвинил практически весь минский угрозык в сокрытии автомобильных и квартирных краж. Полковник действовал столь же нахраписто, но масштабнее, он утверждал, что порочная политика советской прокуратуры ведёт к массовой гибели наших граждан, потому что, пуская пыль в глаза партийному начальству, прокуратура вселяет чувство безнаказанности истинным преступникам и уничтожает в тюрьмах невинных людей.