Allphyce

Шебалин Роман Дмитриевич

Олег Мерлин любил тут одну милую девушку. Ее звали Катя.

"Куда это его?"

"А! наркота, дык, шмаль там или ещё что..."

"Погодь, старик, и ты - знал?"

"Ну..."

"Ну да, ты ещё у нас маг крутой."

"Да дело такое, - Тратотар наморщил свой попугаичий нос и развел руками, - магия, конечно оно, браток, дело верное, да вот с ментами, дык, не оппаньки...

"А я ушел из дома."

"Опять? ну, браток, ты просто... дык..."

Кате сегодня Олег пока не дозвонился.

Был тем временем год 1990

от Рождества Христова.

В колхозе "Восход Ильича" с разрешения местного Сельсовета, Демократического Союза и Союза журналистов открылся конкурс на лучший обелиск "Г-н Морозов - жертва Сталинизма". На конкурс было представлено 30 работ из Москвы, 4 из Ленинграда, 2 из Ташкента, 47 из Нью-Йорка и Сиэтла, 42 из Иерусалима, 18 из Переделкино и 3 из Улан-Удэ. Конкурс открывал известный американский актер Джон Сидор, сыгравший в новом ломовом боевике "Банзай энд Тщапай" роль батьки Махно.

Колдунья и ведьма Анфиса Саапштальская сошла с ума.

Навстречу им семенил Горий Изидович Илюшкин, толстенький человечек, держал он в руках небольшой кейс и какое-то, явно гнилое, бревнышко. Узрев Мерлина с Тратотаром, сверкнул умными глазками и, приживши ко груди бревнышко, закричал:

"Я - Повелитель вампиров! это - кол! я таперича всех масонов ин... э-э... вальтую! вот как!"

Господа чернушники сделали, однако, вид, что не заметили Илюшкина. И тогда Илюшкин понял, что это - не Мерлин и Тратотар, а их астральные двойники, посланные, вероятно, агентами всех разведок; пробормотав наскоро грозное заклинание, он бросился бежать, прижимая ко груди явно гнилое бревнышко.

"Плод, мною приносимый, - Солнце."

В августе 1990 года от Рождения Христова картошка подешевела на 2 рубля (Ленинградский рынок).

Шли они во Дворец Культуры, где должен был быть сейшн. Понятно было и ежу, что сейшена не будет, все-равно интересно: что там случится эдакого.

Кузьма Евенеев сочинил-таки новый блюз о пользе скорпионьей слюны и позвонил Брынку 667-ому - дабы испеть сей блюз по телефону. Но 667-ова дома не оказалось - он тоже пошел на сейшн.

В 1293 году был сожжен в Сьене, в принципе, милый человек, друг Данте, алхимик и чародей Капоккьо.

"А вот - идет, идет!.."

"Да это ж наш Брынкуня 7-ой!"

"667-ой..."

"Ну да, дык, Мерляша, глянь - охайрался наш магистр! дык, ну хэрэ тебе трезвонить, тусуется, дык, сестренка твоя."

"Здравствуй; а я из дома ушел."

"Так чего, тебя вписать?" - Брынк сегодня хандрил.

"А, да, спасибо..."

Чтобы приготовить эликсир мудрости или философский камень, возьми, сын мой, философской ртути и накаливай, пока не превратится она в зеленого льва.

"Как-то раз к одному монаху пришел некий юноша и попросил помочь ему, научить жизни, там, борьбе, движению. "Хорошо, - сказал монах, - пошли." И прошли они лес, и вышли потом к полю. И был вечер. И сели они на камни у деревьев, и сказал монах: "Смотри на небо." Там солнце садилось. "Но я это тыщи раз видел, что ж дальше?" - спросил юноша. "Это ещё не все, - отвечал монах, - смотри." Наступила ночь. На небе появились звезды. "Как же так, опять заговорил

юноша, - ночь, это понятно, где же учение?" "Подожди, отвечал монах, - ты ещё не все увидел, смотри." Наступил рассвет. Величественно над землей поднялось солнце. "О учитель, - взмолился тут юноша, - как же моя просьба? где учение? ты же обещал..." Но сказал тогда ему монах: "Прости меня, не я учитель, ты все теперь видел сам, мне добавить нечего..." А юноша..."

"И это ты называешь дзен-буддийским коаном? По-моему, бред какой-то."

"Не думаю. Может, я, там, плохо излагаю свои мысли, но ведь все так просто... или нет?"

"Слушай, Седьмой..."

"667-ой."

"Да, я, ты знаешь, я спать пойду. У меня башка трещит."

"А может, чайком, там, еще, побалуемся?.."

"Да не, вломак, я лучше - спать."

"Эге, ты топай, а я тут пока... странный денек сегодня, а?"

"Да ну тебя, все в кайф..."

Мерлин потряс Брынка за руку, тот поднял голову:

"Я устал. Ты врубись, хочется все это бросить и умотать с хиппами на юга, по трассе..."

"Ромка, брось, какие к черту юга - октябрь на дворе."

"Еще бы... типа того. Ты вот что: по коридору пойдешь вертай налево, а ежели что - то я тута сижу."

"В смысле?"

"Да так, типа, если случится что."

Проснувшись днем, председатель колхоза "Восход Ильича" выпил 2 (два) стакана кефира и съел 4 (четыре) горсти изюма. Потом, высморкавшись, прочел в некой Книге, что Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев) был похоронен на Новодевичьем кладбище. Там же, в 1957 году был похоронен ещё один хороший человек, а в 1975 году ещё один хороший человек, но без одной ноги. Он был француз по фамилии "Станиславский". Тимофей же Феофанович решительно возмутился такой нелепой постановке проблемы и включил телевизор - смотреть "Коммерческий Канал".

А вечером 14 октября 1990 года по справедливым данным Западных Спецметеослужб в Москве шел мерзопакостнейший дождь. По данным же непосредственно Мерлина "Черной Орхидеи" мерзопакостнейший дождь шел, повинуясь приказу Тратотара Спельциписмунса.

Таков был Старик Ложкин.

А камень каменным быть не может, потому что он уже не может быть каменным.

Говорят, что Василий Иванович умер от белой горячки.

Затем риши Видьяджняра произнес такие слова:

"О великий риши, слушай! Признаки распада тела бывают четырех видов: отдаленные, близкие, неявные и явные."

Квартира, в которой Ромка-Брынк вписывал своих друзей являла собой длинный коридор с семью комнатами (3 направо, 4 налево), кто раньше там жил и почему их всех оттуда не выгнали - неизвестно. Но флет сей знаменит был тем, что там вписывались чернушники.

В коридоре загрохотало. Пришел Тратотар, с ним - какая-то герла. Герла сразу зависла в комнате, а толстый маг ввалился: в кухню.

"Чайком балуемся?!"

"Ты чего орешь?.."

"Жисть, братие, гадкая, дык, помирает брат Митя, ухи просит..." - он взъерошил свою короткую челку и, наморщив попугаичий нос, покинул кухню.