Allphyce

Шебалин Роман Дмитриевич

Когда Олег шел по янтарному мосту, он не заметил, но - с реки было видно, как звезды, осыпавшись в ночного неба, сплели ему сверкающими узорами серебристый плащ, плащ этот вился за спиной Олега. Но это был полдень, и лодочка уплывала в даль, туда, где далекие гремели раскаты грома - там был дождь, и мост янтарный пропал вскоре из глаз...

Но прежде - она увидела, как Олег, входя в Город, улыбнулся как-то странно. Улыбался вечности.

В то утро - когда ударили первые заморозки - в двухстах метрах от дома нашли труп юноши. Легкий иней покрыл его

его покойное лицо, руки...

И удивлялись люди - летали над трупом легкие, сияющие в холодных лучах октябрьского солнца, мыльные пузыри.

И ЭТО БЫЛ БЫ КОНЕЦ МОЕЙ СКАЗКИ,

ЕСЛИ БЫ ВСЕ В КОНЦЕ-КОНЦОВ НЕ БЫЛО Б

НЕМНОГО ИНАЧЕ

Смешно, я, вероятно, некое подобие "ingis fatuus"; может быть и так, а может: я уже третий год не замечаю, как улетают на юг птицы; я - умнею? Но страх перед самим собой через год, два, десять лет - гонит меня дальше - по янтарному мосту - к летящему Городу в мыльном пузыре.

"Встретил я между двумя горами важного господина, на котором был серый плащ, а на голове черная шляпа. На шее был завязан белый шарф, а талия стянута желтым поясом. Обут он был в желтые сапоги."

Порою задумываюсь о какой-то беспомощной ненужности милых моих веселых лжецов, краснобаев, обломщиков, стебальщиков и "чернушников". Признаюсь, однако, сложно мне (даже спустя несколько лет) судить что-либо о них. А с Олегом Мерлином я так толком и не познакомился. В "Черную Орхидею" меня привело одно достаточно смешное "журналистское расследование". Нужны были публикации - приходилось таким маразмом страдать.

А вот отца Олега, Егнея Феофановича, главного редактора "Вечернего Сталевара" я знал достаточно хорошо (кажется он где-то учился с моим папой). При последней встрече он вручил мне весьма занятную папочку с (как он сказал) "сыночкиными стихами, вы их напечатайте где-нибудь". Стихи там по большей части были никакие, однако, некоторые записи глубоко личного характера как раз и легли в основу этой сказочки. Чуть позже я познакомился и с Тратотаром, и с Ромкой-Брынком и с прочими "орхидейщиками". С их легкой руки я засел за социологические исследования хипповской культуры (тому пример - "Цикл писем с Лав-Стрита на Лав-Стрит") и прочитал в конце-концов "Огненный Ангел" Брюсова.

Здесь же я хочу немного представить "стихов" из той папочки, переданной мне в редакции газеты "Вечерний Сталевар".

Первые два - имеют подзаголовок "из архива ДеПо":

* * *

Часть 1.

Полночь на Арбате, только кошки

Пьяные шатаются при свете

Толстой, ужасающей луны.

И очам мои ужасная картина

Предстает, она всех круче,

Круче Сальвадора, даже Д'Арси

(Крутизной своею всем известный)

Так не смог бы круто сочинить.

На обочине да в луже ржавой пива

Мент лежит в мундирчике парадном

И одна его рука сжимает кошку,

А другой он в ужасе трясет.

Его фура рядом, ну а

в фуру

Некий гадкий пес наделал много,

Только мент, того не замечая,

Надевает фуру за затылок

И течет собачее говно

По спине ментовской прямо к жопе.

Мент встает, но валится он снова,

Нет, не держат боле его ноги,

Нету в мире ныне совершенства!

Мент лежит, с земли лакая пиво.

Часть 2.

Долакав с земли он это пиво,

(Молоком которое, конечно,

Было потому, что мент не пил

Ни пивка, ни водки, ни сивухи),

Встал тут мент, расправил грозно плечи

И погладил кошечку в кармане,

Ведь менты все очень любят живность

Разную, и кошек в том числе.

Гордо мент Арбат свой оглядел.

Тут же повинтил он проститутку

С ней трех панков и троих хиппов.

С проститутки штраф законный взял,

Остальным сказал: идите с миром.

И пошли они в Райком и все умылись,

И на БАМ все попросились, дабы строить

Там для братьев наших косоглазых,

Для медведев-братьев и для стеба

Новые железные дороги.

Мент, о том узнавши, улыбнулся.

И пошел он по Москве, в Москве светало.

Добрых дел ещё он понаделал:

И хиппу помог бесплатно похайраться,

Дабы хиппи веселей был и свободней,

Люберам помог в Москве, столице мира

Панков отыскать (для воспитанья).

Вот идет он гордо по Арбату

И глаза его сияют добротою.

Слава, слава Родине великой,

Слава, слава доброму менту!

(Нэопалим, 1988г.)

* * *

Звонит, дык, как-то раз браток Билл братку Сильвестрычу натурально, в самую что ни на есть ночь и: дык, говорит туда, дык, - а сам и трубку-то вешает апосля дыка-то своего, вот.

Однажды ночью Хрыч Сильвестрыч спал. Но тут в тиши ночной, перекрывая, Гром ливня, крики мертвецов и сатаны зловещей хохот - Раздался как набат небесный перезвон - То телефон звонил, и стены сотрясались, И по полу каталися бутылки: Одни пустые, полные другие, А прочие лишь были только сном. Сильвестрыч встал. А телефон звонил.

Тем временем какой-то в Пакистане Душман-подлец, читавший Фрейда на ночь, Не знавший Маркса, не поющий песен, Что нам Кобзон по радио поет, Душман-подлец, злорадно руки потирая, Американцу-другу говорил: Давай, ол'райт, весь мир мы завоюем И всех заставим слушать рок и жрать "биг-маки" "Секс Пистелз" мы в Москве покажем, Чтоб передохли сволочи от кайфа. О'кей, - ответил гад-американец И вышел допивать бутылку "виски".

А ночь меж летела над Москвою. Алло, - осипшим голосом Сильвестрыч Сказал, поднявши трубку, но оттуда Лишь: "дык да дык" тоскливо доносилось. Тогда Сильвестрыч, зло и смачно сплюнув, В сердцах хватил рукою телефон И в пол его впечатав, рассмеялся, И спать пошел, не ведая о том, Что смерть его близка неотвратимо. И - поскользнувшись на плевке своем, Сильвестрыч Упал на пол, и голову разбив Остался там лежать.