Альма
Шрифт:
Спустя несколько минут сам Яковлев стал одним из многих… военнопленных. Он и был в том самом захваченном артиллеристами Бусиньера экипаже, о котором писал Базанкур.
ЧЕМ УБИВАЛИ, или ОСНОВНЫЕ ФАКТОРЫ ПОРАЖЕНИЯ ЛИЧНОГО СОСТАВА В АЛЬМИНСКОМ СРАЖЕНИИ: СОЮЗНИКИ
Для союзников это был огонь русской артиллерии. Англичане отмечали качество, с которым русская артиллерия накрывала цели и уровень подготовки русских артиллеристов, кои «…в отличие от англичан …при стрельбе выдерживали очень низкий прицел. Там, где «правила балом» русская артиллерия, повсюду лежали оторванные руки и ноги. Насколько можно понять, в данном случае речь идет о заранее рассчитанной стрельбе «на рикошетах». Установленные заранее ориентиры — лучшее тому подтверждение.
По утверждению французских военных медиков, опубликованному ими в 1918 г. в журнале «Popular Science», Крымская война, а точнее, применяемые в ней боеприпасы поставили рекорд среди войн столетия еще и тем, что сделали летальными 13% поверхности тела человека.
Большая часть раненых (55-й, 95-й и др.) имела повреждения от осколков гранат и картечных пуль.{877} Некоторые ранения были действительно ужасными. Помощник хирурга доктор Стюарт вспоминал солдата, доставленного в Скутари после сражения на Альме, из тела которого извлекли осколок гранаты весом около 3 фунтов. Доктор Ларрей упоминает другого англичанина-c «забытым» врачами в его бедре куском металла более 5 фунтов весом. При этом присутствие столь большой инородной массы было обнаружено только после того, как раненый стал жаловаться на тяжесть в ноге.{878}
Священник Морской бригады Том Келли, отправленный на берег с командой сбора раненых, обратил внимание, что большинство англичан были ранены в нижние части тела, а русские — в верхние.{879}
Врачи отмечали даже случай поражения одним снарядом трех человек. Один французский артиллерист был ранен осколком гранаты в промежность с проникновением между прямой кишкой и мочевым пузырем. Осколок не стали извлекать. Вскоре плохие симптомы исчезли, но, вернувшись во Францию, раненый вскоре умер от чахотки.{880}
Многие из солдат полков, длительное время находившихся под орудийным огнем, пребывали в состоянии депрессии, которую пытались снять неумеренным употреблением алкоголя. Для молодых людей это стало простым и достаточно надежным, по их мнению, средством выхода из постбоевого состояния. Однако неумеренное потребление алкоголя в ближайшее время, по мнению военных медиков и психологов, со временем поставило их в зависимость от него.{881} В ходе войны пьянство, превратившееся у многих в патологическое, стало бичом, особенно английской армии. Хотя, впрочем, английские начальники из этого большой проблемы не делали, искренне считая, что в этом ничего страшного нет. Тем более, что «…привычка солдат к пьянству воспринималась британской общественностью как профессиональная болезнь».{882}
Эта «болезнь» настолько донимала английское военной командование, особенно усилившись после кампании в Крыму, что спустя несколько лет, перепробовав все меры воздействия, как-то аресты (после которых пьянство утроилось), штрафы (не повлияло — как пили, так и продолжали пить), абсолютно серьезно предлагалось на рукав мундира каждого «алкогольного хулигана» нашивать слово «пьяница».{883}
Хотим мы это признавать или нет, но основное предназначение боевого стрелкового оружия заключается в эффективном поражении человеческого тела. Русские пули были не менее опасными, чем английские или французские, и получить русскую круглую пулю было не большим «удовольствием», нежели остроконечную пулю Минье. Опасность круглых пуль заключалась в инфекции, заносившейся в рану вместе с остатками грязной мундирной материи. Это обрекало пострадавшего на мучительные страдания, в лучшем случае заканчивавшиеся ампутацией конечности, а в худшем — смертью в результате сепсиса. Но и это не все «подлости» круглой пули. Английские хирурги зафиксировали случаи (один в 38-м полку и несколько — в 19-м), когда русская круглая пуля мало того, что крушила кость, но и разлеталась сама не несколько (в описываемых случаях — на три) частей, каждая из которых еще и по отдельности наносила травмы. Другой случай (более
Несколько английских солдат были ранены или убиты холодным оружием. К счастью, ран от холодного оружия было немного. В основном они приходились на солдат двух фузилерных полков Легкой дивизии.
Когда говорится, что всего лишь несколько, это значит, что еще один миф Крымской войны о повальном бое холодным оружием не имеет под собой никакого основания. Уже предвижу вой голосов публики, слишком долго созерцавшей Панораму великого Франца Рубо, где народ в основном себя штыками как раз и протыкает. Давайте обратимся к статистике. Она ведь всё знает, не так ли?
По средней статистике войн середины XIX века, в которой Альминское сражение не было исключением, они не превышали 0,3–0,4% от общего числа. Это, кстати, полезно понять авторам, которые рисуют облик Альминского, да и иных сражений Крымской войны как бесконечные штыковые схватки. Забудьте, это не соответствует реальному положению дел. По данным медицинской статистики Крымской войны, проведенной среди раненых французской армии, 43% их числа получили травмы от артиллерийских снарядов, 54% имели пулевые ранения и 3% составляли всё остальное, включая несчастные случаи и бытовые ситуации.{885}
По однозначно лучшей книге о медицине Крымской войны английского доктора Маклеода «Записки о хирургии в Крыму», есть суровая статистика ранений. Приступаю к разочарованию. На странице 414 есть таблица по характеру ран, полученных английскими солдатами и офицерами в кампании с 1854 по 1855 гг. Так вот, за это время ранения от холодного оружия были от общего числа: саблями солдаты — 0,1%, офицеры — 0,5%; штыками солдаты — 0,5%, офицеры — 1,7%.{886} Сабли можем убрать сразу, это главным образом Балаклава 25 октября 1854 г. Штыки в своем большинстве тоже дает нам траншейная война, Инкерман и штурмы города. Так что, думаю, у самых неутомимых скептиков появится повод для размышления по теме: война на холсте и в реальной жизни.
Единственный процент, который подходит и для Альмы, и для Инкермана, и для Севастополя — это высокий уровень смертности от ран холодным оружием, составивший 11,1%.{887}
Ну как? Надеюсь, теперь хоть некоторые из читателей будут осторожнее относиться к лубочному творчеству поствоенных художников, пусть и с мировыми именами.
Получившие штыковые уколы, эти самые 11% медленно умирали, будучи в основном смертельно ранеными. В николаевской армии как таковой официальной школы штыкового боя не было. Это, конечно, удивительно, так как общеизвестна страсть русской пехоты еще с суворовских времен и наполеоновских войн доводить дело до лязга металла.
Хотя попытки систематизировать навыки владения пехотой холодным оружием с переменным успехом предпринимались всегда — и до и после Крымской войны. В 1838 г. капитаном К. Ренгау были изданы «Правила для обучения пехоты драться штыком».{888} Донельзя мелочное, типично николаевское, оно не могло стать тем учебником, который действительно мог стать нужным армии.
Но солдатская память хранила боевой опыт. В рукопашной схватке русский пехотинец стремился нанести первый удар штыком в низ живота противника, не рискуя позволить лезвию застрять между ребер. Удар получался коротким, но глубоким, как крестьянскими вилами. После этого, не выдергивая штыка, который в этом случае распарывал внутренности, обрушивал второй удар прикладом на голову противника, одновременно и сбивая с ног, и добивая его, и освобождая штык. Этот прием не входил в систему обучения, но был опробован многими поколениями русских пехотинцев в рукопашных схватках, передаваясь старыми бойцами молодежи. Для противников это оставляло неизгладимые впечатления о встречах с «добрыми русскими парнями», которые, таким образом, не убивали противника сразу, а предоставляли ему прекрасную возможность вдоволь помучаться с вывернутыми внутренностями перед отправкой на встречу с Всевышним.