Альманах всемирного остроумия №1
Шрифт:
В 1797 году один из членов Директории, правившей в те годы Францией, вздумал основать новую религию, которую он назвал «теофилантропией». Талейран, выслушав его проект, сказал: «Позволю себе сделать одно замечание: Иисус Христос, чтобы основать новую религию, умер на кресте и воскрес; я полагаю, что вам надо попытаться сделать то же самое».
После назначения Талейрана министром иностранных дел в правительстве Луи Филиппа говорили: «Присягу, которую он принес теперь, он, наверно, не нарушит, ибо она – тринадцатая. Правда, у нас нет других гарантий его честности, но и этой достаточно, так как никогда еще честный человек не изменял присяге тринадцать раз».
Колкость Талейрана не щадила тех, которые обладали способностью не нравиться ему. Моро, герцог Бассано, был первым между такими, и эта неприязнь заставила
Французская писательница г-жа Сталь чрезвычайно дорожила вниманием Талейрана, который в свою очередь ухаживал за хорошенькой г-жою де Флю.
Но когда обе дамы были в одном обществе, то ловкий дипломат умел превосходно уравнивать свое внимание между обеими, так что, несмотря на все хитрости и уловки ревнивой г-жи Сталь, она никак не могла убедиться в предпочтении дипломата к которой-нибудь одной из двух. Наконец, потеряв терпение, она с некоторой резкостью спросила Талейрана: «Сознайтесь откровенно, что не за мною вы бросились бы в воду, если б мы обе начали тонуть?» – «Не спорю, сударыня, так как мне говорили, что вы превосходно умеете плавать», – отвечал дипломат очень спокойно.
Фридрих Великий и его величие
Шведский король Фридрих, из дома Гессен-Кассельского, проезжал однажды через селение, пастор которого вздумал его приветствовать, но, боясь, что монарху наскучили уже любезности и похвальные слова и что вследствие этого он обратит мало внимания на его речь, решился встретить его пением стихов своего сочинения. Король, весьма удивленный, слушал со вниманием и, найдя стихи хорошими, сказал пастору: «bis». Последний не заставил себя просить дважды и монарх, весьма довольный, подарил ему пятьдесят дукатов. Тогда пастор, наклоняясь весьма низко, сказал в свою очередь: «bis»; королю эта выходка так понравилась, что он удвоил свой подарок.
В биографии Фридриха Великого встречается немало анекдотичных черт; в особенности замечателен тот случай, когда однажды он увидел в окне, что перед стеною дома, бывшего совершенно против дворца, собралась толпа, рассматривавшая внимательно и в веселом расположении духа какую-то картину, впрочем, довольно высоко повешенную, так что даже самые рослые из зрителей принуждены были закидывать головы довольно далеко назад, для рассматривания того, что туг было изображено. Фридриху захотелось узнать, что стало причиною такого всеобщего любопытства. Он послал дежурного пажа осведомиться, и тот принес ответ, состоявший в том, что тут повешена карикатура на его величество. К этому паж присовокупил, что начальник полиции принял меры к тому, чтобы снять и уничтожить этот гнусный живописный пасквиль. – «Снять-то пусть снимут эту карикатуру, – сказал король, – но чтоб не смели ее уничтожать, а напротив, повесили бы или приклеили ее так низко, чтобы и я мог видеть и любоваться ею, когда выйду на прогулку».
Фридрих Великий украсил лютеранскую церковь, построив для нее новый фасад; пасторы, служившие в ней, сделали королю представление, что их прихожанам было недостаточно света для чтения молитвенников. Так как постройка находилась уже в таком положении, что помочь этому было невозможно, то Фридрих на представлении пасторов написал следующая слова Евангелия: – «Блаженни верующие и не видящие.»
В момент главного кризиса Семилетней войны, один из солдат Фридриха II дезертировал. Он однако был поймав и приведен к государю. – «Почему ты меня покинул?» – спросил Фридрих. – «Да потому, государь, – отвечал дезертир, – что по-моему ваши дела плохи, так что я счел нужным покинуть вас». – «Так, но подожди до завтра (день сражения), и если дела мои не поправятся, то мы дезертируем вместе».
Фридрих Вильгельм IV, король прусский, во время путешествия между прочим был приветствуем одним суперинтендантом, который начал свою речь следующими словами: – «Тебя приветствуют тысячи и еще тысячи тысяч»… – «Покорно благодарю, – отвечал король, – кланяйтесь им и от меня, только каждому отдельно».
Король Фридрих Великий очень любил нюхать табак, и чтоб не трудиться искать табакерки в кармане, он отдал приказание класть открытые и наполненные табаком табакерки на всяком камине в дворцовой половине его величества. Один раз, занимаясь в своем кабинете, он увидел сквозь отворенную дверь, как один из его пажей, думая, что никто не может заметить его проступка, подошел к камину и взял осторожно щепотку королевского табаку. Фридрих Великий не сказал виновному ни слова, но через нисколько минут позвонил ему и, приказав
Фридрих-Вильгельм, король прусский, отец Фридриха Великого, был страстный охотник до высокорослых людей. Он был скуп, но не щадил денег, когда дело шло, о приобретении высокого и статного гренадера для его гвардии. Человек необыкновенного роста, при вступлении в службу, мог смело требовать большего жалованья. Если не помогали деньги, то король употреблял во зло свою власть, прибегая к насильственным средствам и нарушая самый долг справедливости по отношению к соседним государствам. Первая рота его гвардии составлена была из высочайших людей в Европе, и солдат почитался недостойным служить в вей, если был ростом ниже 2 аршинов и 10 вершков [27] . Однажды, прогуливаясь за городом, король увидел на поле крестьянку необыкновенного роста, дородную и красивую. Гигантофил-монарх, полюбовавшись таким редким произведением роскошной натуры, спрашивает крестьянку – замужем ли она? – «Нет, ваше величество, я девушка… – «Лучше не надо!.. погоди», – Потом вдруг вынимает карандаш и пишет. – «Слушай! немедля ни минуты отдай это письмо гвардейскому капитану первой гренадерской роты». – «Очень хорошо, ваше величество!» – «С Богом!» – Оставшись одна, бедная крестьянка подумала на досуге о своем приключении, и по робости, или по предчувствии, а может быть и потому, что не хотела оставить своей работы, отправила с письмом дряхлую и беззубую свою соседку. Старуха исполнила ее поручение. Что же было написано в письме? Повеление тотчас же обвенчать подательницу с Фортманом, одним из caмых пригожих и статных гренадеров королевской гвардии, Офицер изумился; гренадер был в отчаянии, а старуха не знала, во сне, или наяву творятся о нею такие чудеса. На другой день король велел представить к себе молодую и прекрасную чету. Предоставляем читателям судить об его удивлении и изумлении.
27
Аршин – старинная русская мера длины, равная в современном исчислении 0,7112 м или 71,12 см.
Вершок равнялся 1/16 аршина, 1/4 четверти. В современном исчислении – 4,44 см. Так что великанами во времена Фридриха читались гренадеры высотой 1 м 86 см.
Фридрих Великий имел при себе весьма преданного камердинера, который, однако, был очень неловок во французском языке, почему король нанял для него особого педагога. Спустя долгое время, Фридрих спросил его научился ли он французскому языку? – «Как же, ваше величество», – отвечал камердинер, и в доказательство своего знания назвал по-французски: осла, быка, свинью и проч. Фридрих улыбнулся и сказал: – «Весьма похвально, что ты наперед осведомился о названиях своих друзей».
Покорив Силезию, Фридрих Великий занялся разведением яблонь, фиговых деревьев и винограда. Страсть к садоводству на время заглушила страсть к войнам; но плоды как-то туго разводились на новой почве, и это чрезвычайно огорчало садовника-воина. – «Странно, – сказал он однажды князю де Линь, – есть у меня и виноградники и фиговые деревья, а до сих пор нет ни одной ягодки». – «Это оттого, ваше величество, что у вас растут только лавры», – отвечал француз.
Там, где теперь стоит в Берлине королевская караульня, лет за 50 до того была казарма, возле которой лепилась небольшая лавочка, где продавались колбасы, ветчина и водка для солдат. Между этой колбасной и дворцом, против которого она находилась, были некоторый отношения своего рода. Именно, каждое утро, когда добрый король Вильгельм отворял свое окно, чтобы узнать, каков воздух, колбасник, выглядывая в то же время из своей лавочки, почтительно снимал с головы ермолку. Когда же задумали выстроить новую караульню, колбаснику было объявлено, чтобы он убирался вон с своею лавчонкою, потому что при новом богатом строении не могла существовать рядом бедная лавчонка. Лавочник вспомнил тогда о своем высоком покровителе и решился писать королю. Он расспросил, как пишутся подобный просительные письма, и получил совет написать как можно короче, потому что король терпеть не мог многословия. Колбасник, проникнувшись советом, написал: – «Там строят караульню, где же будет колбасная?» – Король отослал письмо назад, переставив только слова «там» и «где», чрез что вышло высочайшее повеление: – «Где будет караульня; там же и колбасная».