Алмаз. Апокриф от московских

Ставицкая Татьяна

Мосох свил гнездо меж ветвей власти и аккуратно выклевывал оттуда московскую элитную органику. Действовал он вполне легитимно, в соответствии с текущей тенденцией: нашел ресурсы – и соси их. Но ресурсы эти оказались с сюрпризом – Мосоха стали одолевать галлюцинации. Сильнодействующие препараты, потребляемые властью, подобно детектору лжи являли ее истинные намерения. Услышав однажды сказанную за трибуной фразу «Нет денег для сева», Мосох разослал на пейджеры своим соратникам сообщение о том, что смертная власть собралась сеять деньги, и дал поручение отследить, когда заколосятся озимые.

После думского обеда власть в клеенчатом фартуке и резиновых

перчатках препарировала социум, орудуя нестерильными инструментами. Средний класс, о котором так долго говорили депутаты, оказался средним только по составу крови. Генотип был изрядно попорчен опытами. Надо было срочно что-то делать с популяцией. Смертная власть занялась селекцией. Не умея целенаправленно управлять появлением мутаций, власть совсем уж было собралась обратиться к ведущим генетикам, но обнаружила, что генетики отбыли за рубеж. Кто на ПМЖ – по приглашению ведущих университетов, а кто и в китайские шоп-туры. Тогда власть с присказкой «Не боги горшки обжигают!» самостоятельно вывела нечто и назвала его средним классом. Плод оказался совершенно непригодным к употреблению, да и просто нежизнеспособным. Беспорядочный отбор и скрещивание приводили к различным болезням, поскольку комбинации признаков власть выбирала по собственному усмотрению, подразумевая в итоге получение высоких надоев при слабом вскармливании. Уродец зачах прямо в колбе. Власть утешала народ тем, что отрицательный результат – это тоже результат.

Московское потребменьшинство, связывавшее большие гастрономические надежды с появлением среднего класса, инициировало сооружение памятника жертвам отрицательного результата опытов. Поскольку любой новый памятник – отличный позитивный инфоповод, власть заказала изделие Михаилу Шемякину, и вскоре его творение появилось на Болотной площади. Элизий Бомелий почувствовал себя отмщенным.

На фоне общего ухудшения здоровья у москвичей проявилось расстройство зрения и слуха, особенно при просмотре теленовостей, и они потянулись к знахарям. Бомелий велел именовать себя целителем, лечил московскую плоть портретом Кашпировского и рекламировал чудотворные вклады.

Параклисиарх отрядил сам себя на позиции информационного бизнеса. Спрос на конфиденциальную информацию рос как на дрожжах. Бизнесмены хотели отслеживать, что происходит у конкурентов и партнеров. Политики желали знать, что затевают оппоненты, да и товарищи по партии. Информация стоила приличных, а иногда и неприличных денег. А могла бы стоить и жизни, если бы Малюта был простым смертным. Сезон охоты за информацией был открыт круглый год. Арсенал средств ее добычи совершенствовался со скоростью, которая не снилась «Росвооружению», исповедующему ныне доктрину «Прощай, оружие!» А тем временем на не обремененное рефлексиями и пацифизмом московское комьюнити работал целый завод «Спецприбор». Оборудование, которое раньше было по карману только державам, теперь поступало в распоряжение информационного подразделения холдинга ЗАО МОСКВА и распродавалось нуждающимся.

В сером здании на Знаменке, куда Параклисиарх заехал по служебной надобности, из чисто патриотических побуждений желая снабдить отечественные вооруженные силы новейшим оборудованием слежения, было малолюдно. Пройдя прохладными коридорами к финансистам, он столкнулся в дверях с молодым человеком в подозрительных джинсах, сетчатой майке и красно-желто-зеленой вязаной шапочке а-ля Боб Марли.

– Что это? – поморщившись, спросил Малюта обитателей кабинета.

– Не «что», а совладелец Северной верфи, – ответили

ему.

– Дожили… – подивился Параклисиарх столь экзотическому виду пришельца в здешних строгих стенах и позволил себе уточнить: – Так верфь-то ведь в Питере?

– Верфь-то в Питере. А деньги-то в Москве…

Мало нам лондонских, подумал с раздражением глава службы безопасности московского потребменьшинства, так теперь еще и Питер Москву пить навострится.

– С чем пожаловали? – поинтересовались хозяева кабинета.

– С радиоэлектронным комплексом. Не только ловит, но и дешифрует любой кодированный сигнал. Покрывает территорию одного полушария.

– Ну что ж вы недоработали? Нам как раз другое полушарие слушать надо.

– Так это же только вопрос размещения! Поставите на Кубе.

– Зачем нам второй Карибский кризис?

– Это же не ракеты. Просто будете все знать.

– Видите ли, уважаемый, все знать – очень хлопотно.

– Да почему же?

– Потому что реагировать на информацию придется. Решения, знаете ли, принимать. А потом еще и отвечать за них, за решения эти. Куда как спокойней ничего не знать!

– Так не вам же реагировать. А комплекс стоит гораздо дороже любых ракет. Поэтому ваши тридцать процентов в абсолютном значении выглядят очень привлекательно.

– Это меняет дело. Испытания проводили?

– Так точно!

– Что удалось услышать?

– Вероятный противник обсуждает информацию о том, что специалисты КБ «Рубин» с голодухи монтируют колумбийским наркобаронам узлы мини-подлодок для переправки зелья.

– Врут, негодяи! Сами тендер проиграли, вот и клевещут от зависти. Или дешифровщик ваш, сука, запил!

– Дешифрует программа. Программа водку пить не может…

Покинув учреждение, Малюта связался с Растопчиным:

– Федор Васильич, следите за рекламой: как Генштаб на продажу выставят, так и покупайте.

Вершиной деятельности Ивана Выродкова на поприще возрождения бизнеса стала перевозка подержанных нью-йоркским комьюнити автомобилей на отечественных авианосцах, еще недопроданных на иголки и выходящих на боевое дежурство на топливе, закупленном для них московскими нетрадиционными потребителями в виде бартерного взаимозачета. Иван решился на этот шаг не выгоды для, а исключительно с целью поддержания российского флота на плаву.

Царевич взялся за телевидение. Поделив с БАБсом акции Главного канала, он затеял реорганизацию. Полистав проекты, скривился от оскомины, причиной которой стал блок передач под названием «Старая Москва». Он прекрасно понимал, что зрители жаждут нового: скандальных разоблачений и сладких перспектив. Всем захотелось делать телевидение. Возникшие было альтернативные телекомпании, пробавляющиеся по причине малых средств ретрансляцией канала «Дискавери», потянулись к матке с целью прильнуть и подкормиться. Директора каналов приносили амбициозные предложения о сотрудничестве, в которых оговаривалась их творческая независимость от того, сколько они отопьют из корыта Главного канала.

– Какая-такая «творческая независимость»? – удивлялся Уар, читая документ, принесенный очередным соискателем халявного бабла. – Твой канал как ни включишь, у тебя там то муравьи трахаются, то носороги. Чем спонсора привлекать?

– Так этим самым… и привлекать… животным миром… – прятал глаза смущенный соискатель.

– Знаешь, Вася (Петя, Лена), вот если бы у тебя там публичные люди этим занимались, то спонсоры, пожалуй, сами бы стучали в фанерную дверь твоего подвала в Нижних Бобырях.