Алмазная история (Великий алмаз, Большой алмаз)
Шрифт:
Она отвернулась от картины и, взяв меня за руку, потянула к выходу. Внезапно я почувствовала, как она вся напряглась и, по инерции сделав еще несколько шагов, буквально вросла в пол. На лице ее выразились сначала замешательство, потом страх. Я проследила за ее взглядом.
Лавируя между посетителями выставки, к нам пробирался высокий черноволосый необыкновенно красивый мужчина, одетый несколько вызывающе, но тем не менее со своеобразной элегантностью – темный костюм, светлый галстук и ярко-красная рубашка. И хотя я лично не люблю мужчин такого типа, но тут вынуждена была признать –
Когда красавцу оставался до нас уже какой-то метр, Эва вдруг ожила и, глядя сквозь красавца ледяным невидящим взглядом, устремилась к выходу, таща меня за собой.
– В вашем доме и в самом деле творятся жуткие вещи, – лихорадочно трещала она. – Неужели вы никак не можете положить этому конец? Столько жертв… На каждом шагу трупы…
Ясное дело, она говорила первое, что приходило в голову, лишь бы что-то сказать, лишь бы отвлечь мое внимание от происходящего. Красавец остался стоять столбом, а его красивое лицо выражало полнейшее недоумение. Недоумение постепенно вытеснилось мрачной угрюмостью, он круто повернулся и удалился.
Продолжая болтать всякую чепуху, Эва попыталась привлечь мое внимание к барельефам, украшавшим стены парадной лестницы. Я видела, какого труда ей стоило не смотреть вверх, где остался черный тип в красной рубашке.
Потрясенная встречей с ним, я молчала, пока не спохватилась, что мое молчание становится подозрительным. Надо срочно что-то сказать.
– Это ужасно! – вырвалось у меня. И в самом деле, меня ужаснула несомненная связь Эвы с преступным типом в красной рубашке.
– Да ты что? – возразила удивленная Эва. – Как раз эти барельефы – самое лучшее на выставке. Какой дурак развесил их на лестнице, а ту мазню – в залах? Где логика?
В свое оправдание могу сказать, что на барельефы я и не взглянула, охаяла их, можно сказать, не глядя. Пришлось срочно выдумать, будто я вообще не выношу барельефы, ну, испытываю к ним чисто личную, субъективную неприязнь.
Эве было все равно, и она тут же признала мое право на субъективную неприязнь. Мы с ней вышли на Нюхэвен и молча дошли до Конгенс Нюторв.
– Хочешь, пройдемся по Строету до Центрального вокзала? – предложила Эва. – Посмотрим на витрины магазинов. Я не была тут целую вечность.
Мне лично Центральный вокзал был ни к чему, намного удобнее ехать в Аллерод с Эстерпорта, а витрины я внимательно изучила не далее как позавчера, однако с Эвой сейчас расставаться было не в моих интересах. Надо попытаться выяснить, кем был красавец брюнет.
При виде тряпок у Эвы сразу же поднялось настроение.
– Нет, ты посмотри на эту юбку! Прелесть, правда? А вон те зеленые туфли просто очаровательны! Обожаю зеленую замшу.
Поскольку дипломатия никогда не была моей сильной стороной, я задала вопрос в лоб:
– Что это за тип?
– Какой тип? – с деланным равнодушием спросила Эва, оторвавшись от созерцания зеленых туфель и сразу теряя весь энтузиазм.
– Ну, тот брюнет в красной рубахе, который на выставке хотел к нам подойти.
Эва молча рассматривала со вкусом подобранные комплекты туфель, сумок и перчаток.
– Мне не хочется признаваться, – с трудом произнесла
Просьба никому не говорить по понятным причинам привела меня в замешательство, хотя к этой манере Эвы мне уже следовало бы и привыкнуть. Помню, сколько натерпелись мы с Алицией, когда она держала втайне свой брак с Роем, раскрыв тайну лишь мне и Алиции, причем каждой из нас отдельно и с каждой взяв слово абсолютно никому не говорить. Восемь долгих месяцев мы испытывали адские муки, сплетничая о Рое с Эвой и всеми силами стараясь не проболтаться друг дружке. И вот, наконец, не выдержав, я тогда позвонила Эве и спросила, как долго она еще намерена держать свой брак втайне и нельзя ли сказать о нем хотя бы Алиции. В ответ Эва преспокойненько заявила, что Алиция знает о нем столько же времени, сколько и я, а она, мол, хотела только проверить, правду ли о нас говорят, будто мы умеем хранить тайну. Меня чуть кондрашка не хватила!
А теперь, когда в деле замешано преступление, я опять никому не имею права сказать?!
Эву же как будто прорвало. Не ожидая моего ответа, она заговорила без остановки, нервно теребя перчатки:
– Я знала, что он в Копенгагене. С ним меня уже давно ничто не связывает. А тогда я была молода, глупа и безумно влюблена. Порвала с ним раз и навсегда, больше мы не встречались. А теперь я тем более не хочу его видеть. Из-за Роя. Считаю, что видеться с ним теперь глупо и вообще… неприлично. Рой о нем ничего не знает. Когда я его неожиданно увидела на выставке, то просто растерялась. Сделала вид, что его не знаю. Не желаю его знать!
Я молчала, не зная, как реагировать. К нежным чувствам, учитывая личные обстоятельства, я всегда относилась с пониманием и неплохо в них разбиралась, так что Эва совершенно напрасно пыталась меня убедить, будто не испытывает к бывшему возлюбленному совсем никаких чувств, будто он ей совершенно безразличен, будто она вообще забыла о его существовании. Поведение Эвы при встрече с черным красавцем, равно как и выражение ее лица могли свидетельствовать о чем угодно, но только не о равнодушии.
– Как его зовут? – осторожно поинтересовалась я.
– Джузеппе, – с тяжким вздохом ответила Эва. – Джузеппе Грассани. Он итальянец.
– А где живет?
– Не знаю. Тогда жил в Марселе, там и расцвела наша любовь. Но из Марселя он уехал сразу же после того, как мы расстались, и где теперь живет – не знаю…
Всю дорогу до Центрального вокзала я ломала голову над возникшей проблемой и даже не заметила, как спустилась по лестнице и села в поезд. Спохватилась, лишь проехав несколько станций, – ведь еду без билета, так сказать, зайцем. Сразу же позабыв о проблеме, я принялась нервничать по этому поводу – на каждой станции мог войти контролер. Издергавшись вконец, я сообразила-таки, что появление контролера означало бы всего-навсего утрату 25 крон, а это отнюдь не стоит загубленных нервов. На последнем отрезке пути, между Биркеродом и Аллеродом, я наконец приняла решение: о встрече с черным Джузеппе в красной рубашке скажу, а о связи его с Эвой умолчу.